Павел - Письмо от бабочки Брэдбери

Потрясенные, мы проводили чудо взглядами и переглянулись. Распорядитель утренних церемоний медленно, как бы про себя, дважды повторил:

— Это Великое дело… — обернулся и вдруг, со словами «Госпожа, я знаю, кто лучше всего доставит это письмо, скорее отдайте его мне!», потянулся к конверту.

— Стоять! Ни с места! Три шага назад! — прыгнул между нами странный кореец, почти оттолкнув сановника.

Со злорадным удовольствием я наблюдала, как тот уже буквально посинел от злобы. А поделом! Нечего хватать вещи, предназначенные лично Господину! Прижав к себе ярко блестящий конверт, я резво отскочила и спряталась за серо-зеленым мешком. Сановник беспомощно оглянулся и заверещал:

— Эй вы! Убейте его!

В саду Пивон не держат многочисленной охраны. Солдаты стерегут только внешние рубежи. Но, видимо, привлеченные светом, поблизости успели сойтись несколько дворцовых мастеров меча, ибо сразу трое, обнажив оружие, бросились к нам из-за кустов. Испуганно ожидая крови и смерти, я зажмурилась и сразу же оглохла от частого грохота. Мерзкая вонь ударила в нос. Всё окутал сизый дым. Осторожно открыв глаза, я увидела как мой страж, целый и невредимый, осторожно пятится назад от простертых перед нами четырех трупов, сжимая в руке смешной короткий мушкет с маленьким барабанчиком и дымящимся стволом. У лежащего на спине сановника почти не было головы, остальные упали лицами вниз, в последнем прыжке вытянув в нашу сторону клинки. Ужасные рваные раны покрывали их спины.

— Госпоже не стоит беспокоиться, — буднично произнес он. Затем добавил непонятное. — Пе-сец — он и в Африке Пе-сец… — со щелчком разломил свой мушкет пополам и вывернул из него на плиты набережной горсть пустых медных стаканчиков, со звоном раскатившихся в стороны… Сразу решительно затолкав на их место порцию новых…

Тысячу раз прав был мудрый учитель Кун, призывая своим примером побуждать людей к образцовому выполнению долга. За надежной спиной незнакомца, покачивающегося на полусогнутых ногах между мною и набежавшей толпой, я перевела дух. И даже мстительно заметила, как вслед за стволом маленького мушкета, который он держал уже двумя руками, слегка водя из стороны в сторону, по лицам отражением катится страх. Никто из придворных не рискнул даже близко подойти к лежащим телам. Во все глаза они смотрели только на нас.

Поистине, это были судьбоносные мгновения. Преодолев слабость, я высоко подняла сверкающий серебром конверт и в тишине, нарушаемой лишь журчанием воды, надменно произнесла:

— Первое из Десяти Зол! Заговор против Самого Высочайшего! Негодяи напали с умыслом захватить личное и тайное послание Господину. Какое счастье, что к письму был приставлен этот человек! Поистине, теперь я просто не знаю, кому можно доверять?

Сам спешно вызванный на место начальник караула приблизился ко мне и почтительно поклонился.

— Госпожа, какие будут приказания?

— Известить его Величество.

— Будет исполнено!

— Доставить охрану и проводить туда, где никто не побеспокоит.

— Слушаю и повинуюсь!

Славное вышло зрелище! Дюжина солдат, сверкая боевой сталью, окружила нас со всех сторон. Страж письма шагал рядом, не выпуская из рук своего мушкета, а я порхала, как на крыльях, не чувствуя босых ног, и крепко прижимала к себе драгоценный конверт. С какой завистью на меня все смотрели! Важно, в обход, мы двигались к беседке довольно долго… У входа, плевком в спину, услышали тихий приказ:

— Ближе 60 шагов не подходить… Не говорить… Кроме Высочайшего, никого к беседке не подпускать и от неё не отпускать… До появления Высочайшего ждать его непререкаемого решения… — смешок. — Высочайший-то ещё затемно убыл во дворец Кёнбоккун. Я полагаю, что он задержится на пару-тройку дней!

Что это означает, я поняла, только войдя внутрь… Пока мы торжественно шествовали по центральным аллеям, в беседке успели побывать. Пропали лакомства и напитки, опустели даже сосуды для умывания. Все ценности на месте, но ни пищи, ни воды не осталось вовсе… Словно в насмешку, из футляра просыпались на стол бесполезные палочки для еды. Более не в силах сдерживаться, я горько разрыдалась. Заболели босые ноги, натруженные о камни. Горло саднило от непривычно громких разговоров. Моя одежда запылилась, а прическа растрепалась. Тело вспомнило, что не имело ни ужина, ни завтрака, да и время обеда давно миновало. Дорого же мне обошлись сладкие минуты славы и власти! А что ждать дальше?

Страж, однако, вовсе не выглядел обеспокоенным. Сбросил тяжело звякнувший мешок, тщательно оглядел помещение, с мушкетом в руке выскользнул наружу и обежал его вокруг. Снова вошел и удовлетворенно хмыкнул:

— Госпоже совершенно нечего бояться. На моих глазах только что арестовали начальника караула. Нападение снаружи пока отменяется! — и поклонился с улыбочкой.

— Ну что за человек?! — оказывается, я произнесла это вслух…

Новый поклон:

— Госпожа ошибается, я не человек, а давно труп… сегодня я умер в третий раз!

Эти мужчины положительно несносны! Особенно, простолюдины… Хороша шуточка! Впрочем, судьба жестоко поиграла его жизнью… Девять лет назад бесследно сгинул сын мелкого чиновника из провинции, примкнувшего к Северной клике и сразу жестоко за это поплатившегося. Зато родился «крестьянин Ли», вместе с соседями обреченный глядеть, как специально привезенный из Хансона палач медленно замучил до смерти отца. Подросток сохранил жизнь, но не приобрел родни, и очень скоро пятидворка с облегчением сдала его в рекруты. Симпатичный молодой солдат понравился дочери командира. И моментально убыл в самую дальнюю маньчжурскую крепость на северной границе Цинь. В коротком страшном бою войска Северного Князя целиком истребили гарнизон. Так «солдат Ли» навсегда пропал для имперской армии Восьми знамен. Часть пленных корейских стрелков присягнули новой власти. На последнем краю обитаемого мира. Дальше которого лишь снега и вечные льды. Грамотный парень с наивной деревенской внешностью привлек внимание Тайной Службы. Колесо времен волей Неба завершило полный оборот, вернув корейца обратно домой…

Соскучившись по родной речи, страж письма болтал без умолку… и я даже на время забыла о своих бедах. Зато он о них не забыл! Сразу принялся деятельно хлопотать, при том не закрывая рта… и вовлекая в разговор меня… положительно, общая беда сближает.

— Я думаю, госпожа, — продолжал он трещать языком, — вас хотят голодом и жаждой выманить за кольцо оцепления и вроде бы случайно завладеть письмом. Сразу видно дворцовых умников! Скажите-ка, в ручейке, что маленьким водопадом течет за беседкой, водятся раки?

— Конечно, но… фи! Мне очень плохо, но эту гадость, да ещё сырую, я есть не буду!