Александр Доставалов - По ту сторону

Ему не хотелось на работу. Ему не хотелось на работу! Не может быть. Точно. Ему абсолютно не хотелось на работу. Стоп. Так не бывает.

Фред встряхнулся и сел на кровати, бесцеремонно отпихнув в сторону Мэй. Та что-то буркнула, не просыпаясь, и перевернулась на другой бок. Фред ошалело глядел на нее, ничего не соображая, вернее, боясь сообразить до конца. Затем он встал, подошел к раковине и умылся. Засунул в кормовое отверстие кухни карточку Мэй и налил себе полный стакан черного тоника, еще немножко над ним подумал и пить его не стал.

Ему совершенно не хотелось на работу. Ему действительно совершенно не хотелось на работу. Более того, он предпочел бы на нее не ходить. Ему хотелось именно на нее не ходить.

Фред никогда не слышал ни о чем подобном. Ни Джек, ни Хью, да кого угодно взять — никто такого даже не рассказывал. Дикая, совершенно нелепая ситуация. Труд есть первая и основная потребность человека. Это знают все, знает каждый. Если бы это было возможно, люди работали бы по восемнадцать, по двадцать часов в сутки. Он сам не так давно мечтал об этом. Но при таком упоительном ритме человек быстро теряет форму, тело не выдерживает, не успевает восстанавливаться. Свобода человека в том, чтобы себя контролировать и сдерживать. Все это знают, абсолютно все. Свобода — это осознанно подчиняться графику и недельному распорядку.

Что же получается? Он что, действительно свихнулся?

Не похоже. Скорее, наоборот. Он сегодня в форме как никогда. Можно сказать, в идеальной форме. Может быть, в их ежедневном ритме что-то не так? Именно здесь скрыта неприятность? Что-то здесь, что-то очень близко. Решение было рядом и собиралось ускользнуть.

Стоп. Вот оно. Он же не смотрел вчера цветные картинки.

Не может быть. Здесь что-то не так. Что не так?

Что?

И тут его осенило. Все в голове Фреда как будто перевернулось и мягко встало на свои места. И более кошмарного решения он не получал в своей длинной, почти уже четырехлетней жизни.

Он чувствовал, что задача решена правильно. Это было особенно мерзко из-за профиля его собственной работы, но это было правильно. Это решение его не устраивало ни с какой стороны, оно его пугало, раздражало, бесило так, что несколько секунд у него не получалось даже просто достроить всю логику до конца.

Он не был человеком. Никогда не был человеком. Он был просто заводной куклой.

И все, что написано в письме, — правда.

Он был заводной куклой, которой иногда меняли и программу, и завод. Куклой, с которой можно было сделать все, что угодно. Все они были куклами. Мертвыми, механическими куклами. Или живыми? Живыми, на основе настоящих, бывших людей? Биороботами? Какая разница. Наверно, кукле тоже может быть больно. У него никогда не было кукол, но он знал, какие они. Откуда он вообще про них знал? У него никогда ничего не было, кроме его комнаты и компьютера. И еще Мэй. Хотя зачем ему Мэй? Не нужна ему Мэй, никто из этих идиотов ему не нужен.

Ой, как тошно.

Может, все-таки где-то ошибка? Впервые в своей жизни Фред начал проверять решение с лихорадочной надеждой на ошибку, но факты слишком прочно укладывались в логическую цепь. Заводной болванчик. Пусть так. Пусть все так и есть. Он робот. Биологический робот. Кукла из плоти. Игрушка с ключиком. Чья-то фишка, оловянный солдатик. И он даже не знает, чья и зачем. Ему не положено знать. Он хорошо дрессированное животное. Ему сообщают только приказы. А если он откажется их выполнять, его сотрут и из его тела сделают новую куклу, нового, послушного Фреда, как, видимо, и поступили с его матричным, который только и успел, что оставить ему письмо. Нет, хватит. Теперь хватит. Отныне он будет делать то, что хочет делать сам. Только это. Или хотя бы стараться изо всех сил. И если ему придется заводиться самому, он найдет способ заводиться. Он должен справиться. Иначе…

Иначе надо сегодня же перерезать себе горло.

Димка спал, угревшись на утреннем солнышке. Ирина тихо поднялась и вылезла из их убежища.

Сразу стало холодно.

Зябко поежившись, она спустилась к ручью. Нависающие ветви кустарника уже пожелтели, под ногами стлались свежие, недавно опавшие листья. Пока погода их баловала — третий день без дождя. Но не было теплой одежды, не было палатки, не было спальных мешков. Ирина продрогла и не очень хорошо себя чувствовала. При глубоком вдохе она начинала кашлять, а в дыхании появились какое-то сипение и глухой присвист. Очень хотелось съесть чего-нибудь горячего или хотя бы просто попить чаю. Хотелось домой, в тепло.

А еще ей все время хотелось отмыться. Она и до Димки спускалась сюда три-четыре раза в день.

Она понимала, что это не грязь, что это психологическое. Умом она это отлично понимала, но поделать с собой ничего не могла. Ощущение нечистоты разъедало ее почти постоянно. Изнутри. С того момента, как санитары заломили ей руки за голову и стянули их ременной петлей, с того кошмарного часа прежняя Ирина исчезла. И теперь она все время чувствовала грязь.

Она знала, что вода слишком холодна, что ее состояние балансирует на грани жестокой простуды, что ей нужно тепло, тепло и отдых. Но эта холодная вода была чистой, и с этим она ничего не могла поделать. Она все знала, но должна была отмыться, пусть даже в ледяной воде.

Весело, перекатами сбегавший ручей в одном месте образовывал подобие крохотного водопада, высотой не больше метра. Здесь, на черных, влажных камнях очень удобно было стоять. Вода искрилась на солнце, вспыхивая тысячами серебряных искр. Вниз по течению тянуло опавшие листья, мокрые камни скользили даже под босыми ногами.

Чуть дальше ручей поворачивал и исчезал за большой скалой. Там переплетались корявые, подмытые водой корни, они нависали над ручьем, скользкие даже на вид и одновременно хлипкие, так что нельзя было пройти иначе, как вброд. Ира изогнулась над водой, держась за ветку, и заглянула туда, где поток уходил в долину.

Совсем рядом спиной к ней стоял здоровенный мужик с перевязанной рукой. В первое мгновение Ирина отпрянула, затем, уже не думая о холоде, шагнула прямо в воду. Игорь, а это был он, промывал рану на плече, стоя к ней вполоборота. Ирина окликнула его громким свистящим шепотом и оглянулась на Монгол. У его подножия ходил кругами Ромка, подняв одну руку вверх и ритмично, медленно ею помахивая. Там же стояла Лена. А Игорь уже обернулся и скалился во всю свою давным-давно небритую рожу. И ниже по течению плюхал по воде кто-то еще… Женька. И Юлька. Оксана, Володя, Мишка…

Ирина села на мокрый камень и улыбнулась. Они все-таки пришли.

Больше ждать было некого.

В живых осталось одиннадцать человек, из них двое раненых.

— Нет, Игорь, ты не прав. Наоборот, нам очень повезло. — Женька аккуратно проворачивал над огнем «шашлык» — нанизанный кусочками красноголовик. — Мы до сих пор живы, мы на свободе, у нас есть оружие.