Анатолий Гончар - Возвращение

В этот раз пламя, исторгаемое с ладоней чарожников, было синим, и от его жара плавились даже камни. Оказавшиеся на улице россы сгорали сразу, превращаясь в маленькую, едва видимую и тут же уносимую ветром горсть пепла. Не спасали даже каменные стены помещений, которые, раскаляясь, нагревали воздух до такой степени, что становилось трудно дышать, а одежда прятавшихся за ними ратников начинала дымиться. Воды, чтобы остудить жар, не хватало, и выскакивающих на улицу людей ждала всё та же огненная ловушка. Только ближе к воротам, там, где огненные струи становились обширнее и слабее, ещё можно было хоть как-то спастись. Войско Рутении поспешно покидало уже занятые кварталы, откатываясь на позиции, отстоявшие ближе к воротам, подальше от источников магического пламени. К утру позиции, занятые росскими воинами, остались лишь на самой окраине города. Все центральные улицы Адерозим — Манада заволокло дымом от продолжающихся пожаров. Уверовавшие в свою силу орки рыскали по пылающим домам и подвалам, выискивая уцелевших россов. Солнце едва только восстало над окровавленным горизонтом, как в виду Россланского воинства были подняты на длинные пики десятки отрубленных голов взятых в плен, подвергнутых пыткам ратников, а их окровавленные тела сброшены в выгребные ямы.

Сил, чтобы предпринять новый штурм города, у войск Рутении не было. Даже у занятого самим собой и уверенного в собственной полководческой гениальности генерала Иванова хватило ума понять столь очевидную истину. Приказ, отданный вверенным ему войскам, гласил:

Сего числа, сего месяца, сего года, воинам Рослании, чести в битвах сыскавшим, приказываю: к заре вечерней всякие вылазки, к противнику устремленные, прекратить. В саклях каменных да помещениях прочих оборону удобоваримую занять. Колодцы глубокие, камнем обложенные, вырыть, дабы было где от жара адова укрываться.

Генерал ваш предводитель — батюшка Иванов Стефан Иванович.

Впрочем, о последнем простые ратники ранее его додумались, и в каждом доме, занятом росскими воинами, были вырыты глубокие ямы, укрытые толстыми каменными перекрытиями, стаскиваемыми со всех близстоящих строений.

В тот же день грамотка иная к королю была нарочным отправлена, и в грамотке той чёрным по белому было писано: Его Величеству Прибамбасу 1 его слуга покорнейший генерал — воевода Стефан Иванов сын челом бьёт. Ворога третьи сутки жмём в крепости его силами своими малыми весьма успешно мы. Иссечи, (зачёркнуто) Иссекли его воинство в труху сенную да захватили большую часть крепости. Но магией злой враг прикрывается, чёрные силы безмерные ему ведомы. Как бы не помощь чародейского круга нашего, многих бед претерпеть пришлось бы. Потери наши сколь обильны, столь и радостны: ныне ворога бито с верхами. Дак и то сёдня слёзы наши были б не так горестны, если б дурь полковника старого Феоктиста Степановича Волхова вчерась боком войскам не вылезла б. По своей, не по нашей волюшке, бросил он на ворота оркские два полка без прикрытья магова да ещё туда ж отправил конницу. Полегли твои слуги верные от магических сил противника, прежде чем оному пораженье сделали. Соизволю у Вас разрешения наказать Феоктиста по строгости. Дабы было примерной повестью.

Дюже молимся до земли, преклоняясь, батюшка, белы ноги целуя, рученьки.

Воевода Стефан Иванович.

И приписочка мелким почерком: Нынче в конях нужда есть великая да и в ратниках тоже имеется…

Грамотка, писанная под диктовку генеральского ординарца и с одобрения самого генерала отправленная королю в скреплённом гербовой печатью пакете, преодолев полстраны сперва с гонцами, а затем и с голубиной почтой, благополучно добралась во дворец, и в первую очередь из дворцовой голубятни попала в руки главного советника Его Величества.

Колесо военной машины, забуксовав, внезапно попятилось. Так что вид из раскрытого окна высотного строения хоть и был прекрасен, но это не радовало Изенкранца. Он, нервно расхаживая по горенке, думы думал. А думы были безрадостные. Войска росские, вместо того, чтобы медленно и кроваво двигаться к победе, стали медленно отступать. По городам и весям поползли страшные слухи о поражении. В народе, хоть и одурманенном травами, сказками о ждущей впереди лучшей доле да вином заморским, началось нехорошее брожение. Вести о гибели родных и близких множились, недовольство ведением военной компании росло, в любой момент готовое вылиться в откровенный бунт. Изенкранц почувствовал, как растёт в людях напряжение и внезапно для самого себя испугался. Вместе с королём низвергнуть с пьедестала могли и его. А высоко падая, можно было разбить и голову.

— Собака! — выругался вслух нервно теребивший манишку советник. — Этот идиот оказался ещё бездарнее, чем я рассчитывал. Кого же поставить? Кого же поставить… Этот слишком, безнадёжно туп… Если этого… то потребуется время, чтобы он смог подтянуть силы и остановить орков. А времени нет, успехи на войне нужны срочно, иначе подлая чернь взбунтуется. Тогда кто? Всеволод? Конечно, он хорош, весьма хорош, но он и без этого уже сидит в моих печёнках! Но уж он — то сумеет остановить орков. Наверняка сумеет! Может, и впрямь он? Но возвысившись, не станет ли этот воевода опасен своим влиянием? Однажды выпустив джина из бутылки, будет нелегко запрятать его обратно! — Изенкранц снова задумался, но тут же его чело разгладилось от внезапно пришедшей в голову мысли. — А впрочем, зачем его засовывать в бутылку? Её же можно попросту разбить! Человек смертен. В этом слабость всех бунтарей-одиночек. Стоит им умереть, как свет, к которому они так стремились, умирает вместе с ними. — Радостная улыбка, заигравшая на лице советника, окончательно разгладила морщины на его лбу.

— Ивашка! — что есть мочи заорал он, призывая к себе своего верного служку, по совместительству иногда бывавшему писарем: — Бери пергамент. Пиши.

"Именем короля государя нашего приказываю сотнику Всеволоду в королевские апартаменты прибыть для получения милостью государевой пожалованного назначения да звания воинского сверхрядного. С собой иметь коней да амуницию, штатом положенную да продуктов для пропитания себе и коням на десять дней.

Постскриптум: тысячнику Елисею вменяю воеводу Всеволода оным обеспечить и для сопровождения сотню Всеволодскую отрядить.

ВРИО Изенкранц, в чём и расписуюсь".

— Ивашка, черкани-ка там за меня, — Иван, безропотно повинуясь, быстро начеркал размашистую подпись Изенкранца. — Теперь дай просохнуть и гонца отошли, дабы передал государеву вестовому моё повеление.

— Слушаюсь, господин! — схватив, не сворачивая, лист с грамоткой, служка, низко склонившись, попятился к двери и уже через минуту отдавал приказания подобострастно выслушивающему его гонцу. Из личных конюшен Изенкранца сонный конюх тем временем выводил статную, уже давно стоявшую под седлом (в ожидании спешных указаний) конягу.