Андрей Муравьев - Так хочет бог!

Готфрид отставил кубок с вином.

– Разве?

Граф Тулузский, уже немолодой и изрядно потрепанный перенесенной болезнью, устало потер красные от недосыпа глаза:

– Я думаю, что сейчас пришло время для того, чтобы вспомнить нам те слова, которые говорили мы в Константинополе. Все наши последние беды от того, что, начав угодное Господу дело, мы по пути осквернили себя клятвопреступлением.

Германец понял, куда клонит южанин:

– Я не буду требовать, чтобы мой брат принес присягу кесарю. И никому тут не позволю этого.

Раймунд стукнул ладонью по столу.

– Только флот империи может дать нам лошадей! У нас осталось не больше двух тысяч, из них лишь пара сотен еще может скакать с рыцарем на спине! Остальные – полудохлые клячи. Без зерна скакуны пухнут и дохнут! Кого ты поведешь на орды степняков?! Пехоту, которую они будут расстреливать с сотни шагов, как ты бьешь оленя у себя дома?!

Готфрид, за спиной которого набычился брат Евстафий, упрямо мотал головой:

– Господу было угодно одарить Балдуина. Не нам забирать то, что даровано свыше!

– Знаем мы, как он отхватил эти земли.

Роберт Норманнский, состривший невовремя, ухмылялся, поигрывая чашей. Оброненная фраза вывело из себя лотарингца.

– Да! Господь даровал ему… НАМ эти земли! Это первый лоскут христианского государства, которое предстоит воздвигнуть на землях неверных! Первый кусок! Отдать его, значит, оскорбить Господа нашего в его желаниях и отвергнуть помощь его! Не тебе, человеку, обязанному мне и моим братьям за спасение под Дорилеей, указывать теперь! И если ты, норманнская су…

Стальные пальцы брата, сжавшие плечо, остановили готовое слететь с уст оскорбление.

Но и того, что было сказано, оказалось с избытком для вспыльчивого берсерка.

Роберт Норманнский вскочил, сминая в пальцах серебряный кубок. Ладонь его сжала рукоять меча.

– Коли считаешь, что я тебе задолжал, так я могу и вернуть долги!

Адемар, легат Папы, стукнул ладонью по столу, но его мало кто слышал.

Роберт, сдерживаемый Боэмундом и братом Робертом Фландрским, шипел угрозы. Белый от ярости Готфрид, замерев в кресле, шумно дышал, успокаиваясь. За его спиной собрались германцы.

– Хватит, я сказал!

Голос простывшего епископа перекрыл на мгновение ор военачальников.

Адемар, чья окованная сталью дубина (чтобы бить врага, не проливая кровь) стояла у ног, побелел от напряжения. Каждое слово давались ему с трудом, каждый крик отнимал слишком много сил.

– Хватит!

– Да я его…

– Я сказал "хватит"!!! Отлучу!

Гомон оборвался.

Собравшиеся разом уставились на седевшего во главе стола немолодого епископа. Ждали речи… Но Адемар был слишком измучен. Усилия, приложенные для того, чтобы утихомирить буянов, оказались некстати. Епископ зашелся в кашле, скрючился, схватился за грудь. Подбежавший медик протянул легату чашу с настоем, которую он торопливо опустошил.

Роберт Норманнский, чья борода все еще угрожающе топорщилась, повернулся к тулузцу. Тот приподнялся в кресле, наклоняя голову, будто готовясь к конной стычке.

– Хватит, я сказал!

Спорщики отпрянули.

Епископ отдышался.

– Сделаем так… – он откинулся на спинку. – Уйти нам некуда. Помощи ждать не от кого. Ждать нельзя… Будем брать город на копье… И возьмем с Божьей помощью!

Вожди похода опустили головы.

Епископ снова зашелся в кашле, отдышался.

– Через два дня, утром, жду ваши предложения, как мы это сделаем.

Поначалу русичи, явившиеся в лагерь "божьего воинства", разбили шатер там же, где и сопровождавшие их крестоносцы, в сотне метров от штандарта Адемара. Но оказалось, что все не так просто. Горовой пропал, а без него в отряде не было опоясанных рыцарей. Простолюдинам же не пристало селиться рядом со знатью. Первый же подошедший к костру тощий рыцарь, не вступая в разговоры, выудил из котелка все мясо, уселся и начал хлебать похлебку. За замечание, что еда не его, благородный схватился за меч, да людей своих кликнул неразумных кнехтов жизни поучить. Тоболь, не сильно испугавшись, уже щелкал затвором автомата, примеряясь проредить голодные рты, когда Сомохов предложил собирать вещи.

Еды они с побережья захватили, но даже последний альтруист понимал, что накормить толпы полуголодных им не удастся.

Переселение провели быстро и без потерь.

Костя был этому даже рад. Благородные франки не сильно досаждали себе основами гигиены, потому выгребную яму, вернее целый ров, выкопали у самого лагеря. За время осады грязь и некачественная пища сделали больше, чем десять тысяч воинов Баги-зияна. Даже видные сеньоры мучались животом неделями, а уж рядовые паломники на выгребных кучах, бывало, и дух испускали.

Так что через полгода вонь у края лагеря стояла такая, что слезы вышибало.

Русичи двинулись дальше, в скалы, где гуляли ветра и не так ощущалась близость несметной армии христианского Запада.

Оказалось, что они не одни такие умные. Ряды воинства изрядно расползлись за время осады. Спать вдали от освещенных и кишащих людьми укрепленных лагерей было опасно, но в числе дошедших до Антиохии хватало смелых людей. Когда лошади (еще один предмет вожделения спешенных рыцарей) добрались до развалин сожженной виллы, навстречу вышло сразу два отряда норманн.

Среди тех, кто вылез из зарослей кустарника, нашелся один вспомнивший, как Малышев и Сомохов дрались под Никеей. Викинги позубоскалили немного над малочисленностью их отряда и, пожелав не попасться в лапы тюркских разъездов, удалились.

Вилла была, конечно, занята. Как и развалины конюшни, и часовня, и здание монастыря. Но у стены, опоясывающей сад, еще оставалось достаточно места. Там и расположились.

Ночью лошадей попробовали украсть. Чуча, должный сторожить их после полуночи, прикорнул, воры подкрались за два часа до рассвета, увели стреноженных скакунов вглубь сада… И скакать бы трофейным лошадкам под новыми хозяевами, кабы не вышедшая под утро канадка. Верещание было слышно, наверно, и на стенах.

Пока Улугбек Карлович и осоловелый Игорь протирали глаза, Костя успел добежать до лошадей. Но парочка воров от его вида даже не смутилась. Уже не скрываясь, загорелые дочерна кнехты в промасленных куртках резали путы на ногах скакунов. В сторону подбегающего Малышева, одетого в майку и удобные тренировочные штаны, двинулись только тогда, когда Костя, размахивающий прихваченным из костра тлеющим поленом, начал звать на помощь. И их можно было понять. Меча Костя в спешке не захватил, доспехов тоже. Не угроза – так, заминка.

А вот у конокрадов оружие было… Блеснул клинок.

Костя отпрыгнул. Лезвие вспороло воздух там, где только что была его шея. Для взбешенного оруженосца это послужило последней каплей. Слова упрека замерли на языке, вместо них заговорил тупорылый пистолет-пулемет.