Андрей Муравьев - Так хочет бог!

А в бой вожди, действительно, требовали всех и каждого. Даже сегодня утром посланцы Адемара и князя Тарентского проехались по улице, заглядывая во дворы и покинутые дома. Божьему воинству каждый кнехт был впрок. Легкораненые охраняли ворота, калеки, засев на башнях, подавали сигнал, если кто под шумок попробует перебраться через стены. Ну а все ходячие строились в колонны.

Вымотанные, израненные, с ввалившимися щеками и горящими глазами крестоносцы шли и шли из ворот Антиохии. От знамен вождей пестрило в глазах. Трубили рога, созывая зазевавшихся, ржали лошади, почуявшие возбуждение хозяев.

Шатающимися нестройными рядами воинство выдвигалось наружу.

Боэмунд утром огласил план на бой. Двенадцать (по числу апостолов) штурмовых колонн будут строиться за переправой через Оронт. Если получится, и неприятель даст возможность собраться всем, то атаковать будут наискосок, ударом за холмы, в сторону обоза и лагеря мосульского эмира. Кавалерия свяжет и уведет легкие заслоны, пока пешие бегут к кустам и укреплениям лагеря. Эмир, чей шатер на холме прикрыт лучшим войском, аскером, не бросит обоз с казной и припасами – тюрки полетят следом. Кусты и телеги – не место для степного танца "налетел-выстрелил-удрал", значит, пойдут в рукопашную. Вместо карусели со свистом стрел получится привычная схватка лоб в лоб, что, собственно, и требуется пешим измотанным паломникам. А дорвутся до обоза, так и поесть найдется.

Русичи были в колонне Адемара. Рыцарские пояса подняли котировки товарищей. Два дня назад к ним "под руку" попросились трое однощитовых кнехтов германцев. Они и разнесли по окрестностям слух, что у итальянских рыцарей водится какая-никакая еда. Желающих налетело…

Так что за спиной Малышева и Пригодько в бой шла уже не кучка, а добрых три десятка разномастно вооруженных бойцов. В основном к ним прибились франки, оставшиеся в городе после бегства Гуго де Вермандуа и Стефана Блуаского. Кнехты отказались возвращаться домой, не выполнив обет. Кроме французов в отряде появились германцы, несколько венгров и пара валлийцев, вышедших из ночи на звуки родной речи, когда Гарет распекал заснувшего караульного.

Отряд подобрался разномастный, недисциплинированный и склонный к спорам. Но для дальнейших поисков нужны были люди, так что привередничать не стоило. Да и проверка предстояла скорая и ответственная.

Малышев еще раз обернулся и глянул на насупленные рожи новичков. Скоро увидим, что вы стоите и стоите ли, вообще, чего.

Захар расчехлял снайперку.

– Обнажить головы! На молитву! – пронеслось по рядам.

Вперед пошли монахи.

Из города выкатывались новые вымпелы и знамена, благородные графы вели своих бойцов на решающую битву. На первый взгляд, еще и трети не покинуло городских стен. Малышев поискал глазами знамя князя Тарентского. К чему спешка? Молятся обычно перед самой атакой, а тут еще ждать и ждать, когда все соберутся.

– Во имя отца и сына…

Захар протер патроны, затвор, быстро загнал блестящие тушки внутрь снайперки. Сам Костя проверил, легко ли достается из ножен новенький меч, не разболтались ли крепления щита, и тоже потянул из чехла винтовку. Сбоку зашептал молитву Тоболь. Игорь шел в свое первое сражение. С утра он волновался, как и остальные часто проверял оружие, теперь же здоровяк истово молился со всеми коленопреклоненными христианами.

– Поспеши. Видно, мы недолго тут простоим.

Сибиряк еле заметно кивнул. Не мешай, мол. Сам знаю.

Еще вчера они определили свою собственную тактику.

По рассказам Сомохова и по тем книгам, что Костя читал уже в своем времени, крестоносцы были обречены. Слишком много врагов собралось под стены. Участь Никеи и потеря Анатолии так напугали сельджуков, что те на время позабыли все распри и собрались в гигантскую армию, противопоставить которой латинянам было уже нечего. Пешие они могли бы удержаться в городе, но на открытом пространстве обречены. Сомохов говорил о том, что в двухдневном сражении христиане потеряют большую часть войска, лишь треть их пробьется обратно в крепость, где будут ожидать подхода Гуго де Вермандуа и армии басилевса. При осаде люди сожрут все: от лошадей и котов до соломы с крыш и кожаных сапог.

Этого не хотелось.

Костя и сам штудировал исторические книги. И вынес кое-какие мысли, пропущенные археологом. Так, один из авторов предположил, что в решающем сражении, крестоносцам не стоило отдалятся от стен города, а бить в сторону вождей мусульманского ополчения. Если гибнет командир, войска почти всегда бегут. Так было многие сотни веков с армиями, куда более известными своей дисциплиной, чем сбитые в кучу родовые ватаги степняков. Историк гипотетически рассуждал, что сил, вышедших из Антиохии, вполне хватило бы для того, чтобы опрокинуть самого мосульского эмира и его соседей. А при смерти или бегстве вождя, все остальные гази, бойцы за веру, дрогнули бы.

Слишком много "бы", но толика здравого смысла в рассуждениях была.

Захар, знавший символы мусульманского мира, наматывал на локоть ремень винтовки. Сесть или лечь в толпе не получится, придется стрелять стоя. За спиной гудел голос Малышева:

– Главное, свали знаменосца. И гаси всех, кто попробует поднять знамя.

В том, что Кербога не озаботится своей безопасностью, Костя не верил. Но внести сумятицу, положив знамя похода, они могли. Это отвлечет сельджуков, даст время бегущим крестоносцам. Сам Костя взялся за "Ремингтон". Шатер Кербога отлично просматривался, почему бы не попробовать шугануть самого эмира, постреливая его советников и охрану?

На той стороне долины явно не спешили. Степняки, привыкшие к тому, что битву начинают охотники и смельчаки, сходившиеся посередине для схваток один на один, лишь начали формировать строй. Заставить ждать кого-то – признак знатности. Эмиры и беки готовились к сражению, попивая шербет в шатрах. Да еще два военачальника, претендующие на место справа от знамени, поссорились и оба покинули поле боя, разъехавшись по сторонам.

– С нами Бог! – Последние слова молитвы чеканным эхом отразились от стен и склонов.

Воздетые вверх сотни мечей, тысячи копий своим звоном не перекрыли и малой части вырвавшегося из уст христиан ора. Вибрирующий, устрашающий яростью и злобой, полный отчаянья и бесстрашия, он летел впереди двинувшегося вперед воинства подобно взрывной волне. Распаляясь с каждым шагом, христиане бежали в атаку, в свой последний бой. Впереди несся сам Бартелеми, за ним размахивал дубиной духовник графа Тулузского, на шее которого висел найденный наконечник Святого копья.

Двадцать метров, тридцать…

Толпа, должная бить в сторону холмов, отогнала редких наездников.