Василий Кононюк - Я меч, я пламя! (Ольга-1)

Законченная версия первой книги серии, Самиздат от 07.03.2011

Жене, матери, и всем женщинам нашей страны посвящаю я эту книгу.

Первое что услышала Оля, были голоса, раздающиеся где-то невдалеке, затем она почувствовала свет, проникающий сквозь ее закрытые глаза, и попыталась открыть их. Не открывай, посоветовал ей незнакомый и решительный голос, прозвучавший в ее голове, сперва послушай, о чем говорят, так же решительно и целеустремленно советовал он.

– Петр Михайлович сказал, в конце недели меня уже выпишут, так что передай всем на работе, в понедельник пусть готовят торжественную встречу.

– А эта что, так и лежит?

– Третий день уже. Петр Михайлович осматривал, говорит, голова цела, давно уже должна была в себя придти. Если, говорит, в ближайшие сутки не очнется, будут в психиатрию переводить, у них дальше лежать будет.

– А хоть узнали кто она?

– Узнали! Вчера следователь, районного участкового приводил, где ее в подворотне нашли. Опознал ее участковый, Ольга Стрельцова, сказал, известная личность.

– Даже так!

– Ага! Мать пьяница, уборщицей работает, отца нет, отчим алкаш, девка эта с придурью, вроде не дебилка, но недалеко от этого, была бы в нашем Мухосранске школа специальная, давно бы туда определили, а так ходит в обычную. А шалаву эту, местное хулиганье пользует, видно не дала кому-то, вот и дали по голове.

– А ты что, знаешь того участкового?

– Дура! Это он следователю рассказывал, а я притворилась что сплю, вот они тут и балакали, при мне. Следователь матерился, что ему дел других нет, как этой прошмандовкой заниматься. А знаешь, сколько ей лет?

– Сколько?

– А вот угадай.

– Ну, с виду лет шестнадцать, семнадцать…

– Ты представляешь, этой корове четырнадцать лет, а жопа уже больше чем у меня!

– Ну, тут ты, Любушка, погорячилась. Ей до тебя еще расти и расти.

– Знаешь что, Галка! Не все такие доски стиральные как ты. Да и что-то я не вижу, чтоб мужики на тебя бросались, на такую худенькую. Васька твой, как ты его прогнала, он правда всем брешет, что сам от тебя убежал, тоже, не швабру себе нашел.

– Сучка ты, Любка! Лежи тут одна, что-то твой Виталик сюда не ходит, тоже себе дела веселее находит, одна я, дура!

– Галка, подожди!

– Иди в жопу!

Две пары ног протопали по полу, видно Любка не оставляла попыток продолжить разговор. Хлопнула дверь, и стало тихо.

"Так ты у нас Ольга Стрельцова, оказывается известная местная блядь. Ладно, это потом. Тебе хорошо, ты хоть знаешь, как тебя зовут, а я ничего не помню, даже не знаю мужик я или баба, вот где засада". Оля уже не обращала внимания на голос постоянно что-то ей рассказывающий, мать после перепоя тоже жаловалась, что голоса слышит. Так что голос, постоянно звучащий в голове, Оля объясняла последствиями травмы. Она тоже не могла вспомнить, кто ей дал по голове и за что, но не расстраивалась по этому поводу. Оля редко расстраивалась, но когда кому-то удавалось таки вывести ее из себя, тот рисковал ознакомиться со второй ипостасью Ольги Стрельцовой, совершенно невменяемой, и старающейся причинить обидчику максимально возможный ущерб, как-то: выцарапать глаза, вырвать волосы, разодрать физиономию, откусить ухо и так далее. К счастью для окружающих и для нее тоже, никто не учил Олю более рациональным и эффективным приемам, а то сидела бы она уже давно в колонии для несовершеннолетних. Эта непривычная череда мыслей и образов которые проносились в ее голове, совершенно сбили ее с толку и никак не давали найти под кроватью какую-нибудь обувь. Найдя, наконец, что-то, она с отвращением разглядывала свои старые тупоносые туфли, которые давно было пора выкинуть на мусорку. Причем, одна часть ее сознания не видела в них ничего нового и необычного, а вторая решительно возражала, что долгого похода, или хорошего удара, такими туфлями не осуществишь, и их нужно срочно менять. Бросив точно такой же двойственный взгляд на обшарпанные стены, окна, двери, и пять пустых коек, Оля пошла в разведку. Организм настойчиво требовал более детального ознакомления с планировкой здания. На откровенный вопрос, где находится интересующее ее помещение, молодой человек покраснел, и махнув рукой в нужном направлении, поспешно ретировался. Удивляясь его неадекватному поведению, Оля обратила внимание, что под больничным халатом на ней ничего нет, а верх халата довольно широко распахнут. Приведя свою одежду в относительный порядок и раздумывая над вопросом, куда подевалось ее нижнее белье, Оля продефилировала мимо сидящей за столом, и читающей газету, медсестрой.

"Правда", машинально отметила Оля, "а какое сегодня число?", очень настойчиво хотела узнать ее новая половина, тогда как старой это было совершенно до лампочки. Возвращаясь назад, Оля остановилась, и внимательно вчиталась в мелкие буквы. "22 апреля 1935 г.", передовица была посвящена шестьдесят пятой годовщине со дня рождения вождя мирового пролетариата. Она остановилась, пытаясь разобраться в мыслях, которые стремительной лавиной неслись в голове, затем развернулась, и пошла обратно в палату опираясь одной рукой о стену. В голове начало кружиться, все тело стало невесомым, и чувствуя, что сейчас сознание оставит ее, сползла по стене и уселась на пол. "Хоть не упаду", эту спокойную мысль прервал испуганный крик медсестры,

– Больная! Почему ты встала из постели!

– Писать очень хотелось, – честно призналась. Презрительно скривившись, услышав такой ответ, молоденькая медсестра вскочила со стула и с криком "Петр Михайлович" убежала по коридору.

Размышляя над тем, почему эту мымру так перекосило, Оля поднялась по стенке на ноги, и с трудом доковыляв до кровати облегченно улеглась. Прибывший Петр Михайлович, жизнерадостный колобок лет сорока, быстро осмотрел больную, поставил диагноз, легкое сотрясение мозга, дав распоряжение медсестре готовить к концу недели на выписку, спросил,

– Деточка, ты помнишь, что с тобой произошло?

– Нет, доктор, сколько ни стараюсь вспомнить, вообще тот день не помню.

– Ничего, деточка, это у тебя амнезия от удара. Не напрягайся оно должно само все восстановиться. Я сейчас позвоню следователю и все ему расскажу.

Следователь не стал откладывать в долгий ящик, и появился сразу после обеда. Был он хмурый и худой, из младшего командного состава. Он забрал Олю из палаты, где уже собрались все соседки, и старательно изображали послеобеденный сон, надеясь поприсутствовать на бесплатном представлении, и завел в кабинет врача.