Ганс-Ульрих фон Кранц - Дети фюрера: клоны Третьего рейха

— Мистер Вайоминг, меня зовут Ганс-Ульрих фон Кранц — я втайне надеялся, что немецкое имя вызовет у контр-адмирала некие неожиданные ассоциации, как это было с профессором. Напрасная надежда. — Я занимаюсь сейчас историей военно-морского флота США в восьмидесятые годы. И меня крайне заинтересовали события, связанные с заходом эсминца «Коссак» в Лиму в 1986 году.

Я сделал паузу, пристально глядя на своего собеседника. На лице моряка не дрогнул ни один мускул. Он кивнул головой, приглашая меня продолжить.

— Дело в том, что, по некоторым данным, моряки вашего корабля участвовали в каком-то инциденте около Национального медицинского центра. Мне хотелось бы получить ваш комментарий…

— Да, я припоминаю эту историю, — спокойно кивнул Вайоминг. — Мы были в Лиме с визитом вежливости, и часть команды отправилась на берег посмотреть город. Это обычная практика. В то время как наши моряки находились около госпиталя, их атаковали экстремисты. Мои люда смогли отбиться, а заодно защитить персонал и больных до прибытия перуанских сил правопорядка.

— Простите, — изумился я, — ваши моряки отправились на прогулку с оружием?

— Да, — как ни в чем не бывало кивнул Вайоминг. — Власти предупредили нас о возможном нападении. Поэтому наши люди имели при себе личное оружие — для самообороны. Естественно, с перуанскими властями это было согласовано.

— Именно за это вы получили награду?

— Да, — снова кивнул старый моряк. — При Рейгане делалась ставка на силу. Было очень важно показать, что нам не страшна никакая угроза и что мы можем за себя постоять.

— Простите, — я бросил в бой последний козырь. — Но мне говорили, что как раз в это время в Национальном медицинском центре находился человек, выдававший себя за Гитлера, и что после инцидента он таинственно исчез.

— Правда? — изумленно произнес контр-адмирал. — Любопытная деталь. Впервые слышу. Вы знаете, там царила такая неразбериха, вполне возможно, что при этом кто-то из больных мог быть убит случайной пулей или скрыться…

Он очень старался, этот старый моряк, изображая удивление. Но все-таки он был профессиональным военным, а не профессиональным актером. Актер, наверное, смог бы меня обмануть. Но в реакции Вайоминга я четко почувствовал фальшь. Дальнейшая беседа не имела никакого смысла — я понял, что моему собеседнику есть что скрывать, но он никогда не скажет правду. Вежливо распрощавшись, я покинул дом адмирала.

Теперь мой путь лежал в Лиму…

Найти Штайнферинга оказалось весьма сложной задачей. Гораздо сложнее, чем я предполагал. Пришлось потратить не только время, но и деньги, чтобы добыть нужную информацию. И все равно уверенности в успехе у меня до самого конца не было.

И вот я стою на узкой улочке в одном из окраинных кварталов перуанской столицы и держу в руках листок бумаги с адресом. Дом, в котором проживает Штайнферинг, — это, судя по всему, вон то покосившееся двухэтажное строение, смесь особняка и сельской хижины. Но, во всяком случае, колючей проволоки по периметру не видно и овчарки вход не стерегут, что внушает оптимизм.

Мне пришлось позвонить трижды, прежде чем из глубины дома послышались какие-то звуки. Все это время меня не покидало ощущение, что дом внимательно разглядывает мою скромную особу, стоящую на крыльце. Наконец я услышал шум приближающихся шагов, а затем грубоватый голос спросил из-за двери:

— Что нужно?

— Простите, я ищу Генриха Штайнферинга…

— Кто вы и что вам от него нужно?

— Мое имя — Ганс-Ульрих фон Кранц, я хотел задать господину Штайнферингу несколько вопросов…

— Генрих Штайнферинг скончался три года назад, — ответили мне после короткой паузы.

— О… возможно, я смогу поговорить с кем-нибудь из его родственников… — я цеплялся за надежду, как утопающий за соломинку.

— О чем? — голос за дверью был все так же непреклонен. Но беседу не прерывал. Это давало надежду.

— О событиях в Лиме в 1986 году…

Дверной замок щелкнул, и дверь открылась. На пороге стоял крепкий мужчина средних лет. Явно европеец, не перуанец. Темные волосы, густые брови, взгляд серых глаз буквально сверлил меня. Я рассчитывал, что меня пустят в дом, но мой собеседник оставался на пороге, загораживая мне вход.

— А при чем туг Генрих Штайнферинг?

— Мне известно, что он определенным образом причастен к этим событиям…

— От кого? — вопросы звучали, как удары плетью. Я начинал чувствовать себя как на допросе, и это раздражало меня. Поэтому я ответил вопросом:

— Это имеет большое значение?

— Господин… как вас там, — голос мужчины стал угрожающим. — Вы пришли сюда за информацией. Так? Прежде чем что-либо вам рассказать, я хочу знать все, что меня интересует. Итак, я жду.

Больше всего мне хотелось сбить хама с ног ударом в челюсть. В том, что это получится у меня с первой попытки, я не сомневался, хотя мой собеседник явно не был слабаком. Но так поступают в подобных ситуациях только герои дешевых боевиков. В жизни приходится вести переговоры. Я улыбнулся, чтобы разрядить атмосферу, и сказал:

— Один из участников тех событий. Гюнтер Гроленц. — Имя, естественно, было выдумано мной на ходу. Пусть де ла Квинтура доживает свой век спокойно.

— Впервые слышу. И что он вам рассказал? — здоровяк явно напрягся.

— Ничего особенного. Если бы Он выложил мне все, у меня не было бы необходимости идти сюда. Главное, он назвал имя. Генрих Штайнферинг.

Я играл ва-банк, чувствуя, что рискую. Но после этих слов мой собеседник явно расслабился.

— Что ж, у меня для вас найдется мало интересного. Генрих Штайнферинг — мой отец. Он рано развелся с моей матерью, и за всю жизнь я видел его лишь пару раз. Уведомление о том, что мне достался в наследство этот дом, я получил уже после его смерти. — Стоявший в дверях человек замолчал, продолжая буравить меня взглядом.

— И вы не знали, чем занимается ваш отец? После него не осталось никаких документов? — изумился я.

Повторяю: мой отец — негодяй, бросивший мою мать. Знать о нем я ничего не хотел и не хочу до сих пор. С какими темными компаниями он якшался — мне неинтересно. Все его бумажки я выкинул, когда приехал в этот дом.

— Может, у вас остались какие-то его контакты, вы случайно знаете его друзей…

— Послушайте, сеньор, — решительно прервал меня мой собеседник. — Я не знаю и не хочу знать никаких друзей. И мне, поверьте, больше нечего вам сказать. Так что давайте не будем тратить наше время и распрощаемся. Я все равно ничем помочь не смогу.

Теперь разговор был завершен окончательно и бесповоротно. Дверь захлопнулась. Не зная, что делать дальше, я поднял глаза… и уставился прямо в прекрасно замаскированный объектив видеокамеры. Мне стало не по себе. Я повернулся и быстрым шагом пошел прочь. И все же, отойдя на порядочное расстояние, не мог удержаться и оглянулся.