Генрих Эрлих - Царь Борис, прозваньем Годунов

Долго меня еще волновало, кто же мне такую свинью подложил. Подозрения у меня были, и по прошествии лет я задал Федьке Романову вопрос прямой.

— Ну я! — ответил тот с бесстыдной откровенностью. — Очень зол я был на тебя, дядюшка, после исчезновения Димитрия. Ничего я доподлинно не знал, но чувствовал, что без тебя это дело не обошлось. Да и Борис уж больно возгордился, хотелось ему торжество подпортить. Ты меня, дядюшка, прости и зла на меня не держи — обошлось же!

Обошлось! Да я сколько месяцев после этого спать спокойно не мог! Конечно, Бориса ни в каком злодейском умысле я не подозревал, но опыт исторический подсказывал мне, что незадачливые претенденты на престол всегда и везде недолго живут. Все-то с ними происходят всякие досадные происшествия, то грибков порченых поедят, то лошадь вдруг понесет и непременно в чащу глухую, то стража почему-то запамятует, что узника надо хотя бы изредка кормить, в общем, конец один и безрадостный.

Сколько лет ждал с вожделением Борис венчания на царство, а как дошло до него, так сам и откладывал со дня на день, несмотря на просьбы и даже призывы требовательные патриарха и бояр. Мне кажется иногда, что и тот знаменитый сбор военный Борис устроил только для того, чтобы как-то время протянуть. Хотя у него могли быть и другие соображения, хотел он явить себя державе и миру во всем блеске и могуществе и показать всем, что на смену царствованию кроткому пришло царствование новое, сильное. С другой стороны, что мешало ему являть силу свою после венчания? Так даже еще убедительнее вышло бы.

Как бы то ни было, в конце весны царь Борис объявил сбор всеобщий, назначив главному стану быть в Серпухове, правой руке в Алексине, левой в Кашире, передовому полку стоять в Калуге, а сторожевому в Коломне. Никто не поленился откликнуться на призыв царский, все явились в места назначенные на лучших конях, в лучших доспехах, со всеми слугами, для ратного дела годными. Все стремились изъявить преданность новому государю, надеясь в глубине души, что их усердие не останется незамеченным, что государь остановит на них взгляд милостивый и чем-нибудь да пожалует. Тем более что Борис объявил на время сбора службу без мест — это ли не возможность выдвинуться!

Съехалось полмиллиона человек, это, конечно, без холопов боевых и посохи. Сразу и не вспомнишь, когда последний раз такая рать на Руси собиралась. Одна незадача — двинуть ее было некуда. Сам же Борис немало стараний приложил, чтобы на границах державы нашей царили тишина и спокойствие. Не нарушать же ради потехи мир вечный и не топтать же поля ни в чем не повинного союзника. Так и простояло войско шесть недель на месте, а лучше сказать, просидело, потому что пировали беспрерывно. Лишь один человек трудился тяжко во все эти дни — царь Борис. Ведь ему надо было все станы посетить, каждому ратнику сказать слово приветливое, расспросить, у кого какая нужда имеется. Лишь одно событие отвлекло ненадолго царя Бориса от сих трудов — прибытие послов хана крымского, направлявшихся в Москву с поздравлениями и с подарками дорогими в связи с восшествием Бориса на престол. Очень удачно все получилось, посол крымский так и не пришел полностью в себя от потрясения, повторял беспрестанно, что хан Казы-Гирей желает продолжения вечного союза с державой Русской, заключенного в правление царя Федора, что будет он в полной воле царя Бориса и готов по первому призыву идти со всей ордой своей на врагов Москвы. Царь Борис посмеялся снисходительно над этими изъявлениями покорности, отдарил хана вдесятеро, не забыв и о послах, и отослал их обратно, чтобы разнесли они по миру весть о великой силе царя русского.

В канун Ильина дня все войско стянулось к главному стану и там, на лугах приокских, состоялся пир, которому не было равных в истории. Полмиллиона гостей сидело за столом одним, баранов, свиней и прочую живность гнали к вертелам стадами, вино и мед развозили бочками, хлеба — телегами, а уж сколько подарков было роздано, и каменьями, и деньгами, и тканями дорогими, то только Борис Годунов знает. После этого царь Борис распустил ратников по домам, заниматься делами хозяйственными, сам же отправился в Москву, готовить наконец свое венчание на царство, которое и состоялось 1 сентября, в первый день года нового, в день доброжелательства всеобщего и надежд светлых.

Тогда же и разъяснилась причина столь долгой задержки с венчанием. Борис был весьма пристрастен к разного рода гаданиям, и вот когда-то кто-то напророчил ему, что правление его пройдет под знаком двух семерок. Долго ломал голову Борис над этим предсказанием темным и вот, как ему показалось, уразумел смысл потаенный, установил венчание на царство в первый день 7107 года. Ох уж мне эти пророчества! Тонкая это материя! Их ведь правильно понимать надобно и уж ни в коем случае не подгонять жизнь свою под приметы. Вот Борис попробовал подогнать, и что из этого вышло? Ничего хорошего! Оно, конечно, и без этого точно так же, нехорошо, получилось бы, потому что пророчество было яснее ясного: править Борису семь лет вместе с отцом и другие семь лет одному. Правда, ясность эта пришла только по прошествии этих самых, вторых семи лет, когда же Борис на царство венчался, такое и в голову никому прийти не могло, и Борису — первому.

Само венчание мне не понравилось. Борис не нуждался еще в одном свидетельстве его силы, поэтому провел все без надлежащей пышности и торжественности. И сам не раз нарушал благолепие церемонии всякими выходками ненужными. Вдруг посреди литургии воззвал громогласно к патриарху Иову: «Святый отче! Бог мне свидетель, что в царстве моем не будет ни сирого, ни бедного! — И, чуть подумав, прибавил: — Отдам и сию последнюю народу». Вероятно, он имел в виду рубашку, хотя почему же последнюю, да и держался он в этот момент рукой отнюдь не за ворот рубашки, а за бармы царские. Еще более двусмысленным вышел следующий его обет: «Клянусь щадить жизнь и кровь самых злостных преступников и единственно удалять их в пустыни сибирские, пусть там живут и плодятся!»

Скромность своего венчания Борис возместил пожалованиями народу: всем людям служивым приказал он выдать двойное жалованье, купцам русским подарил два года торговли беспошлинной, крестьян казенных освободил на год он всех податей. Впрочем, все это уже было при восшествии на престол отца его. Как и призывы к подьячим не брать подношений; к судьям — судить по закону; к наместникам — править без тягости. Как и смена половины людей приказных, уличенных в особо тяжких прегрешениях, и постановка на их место людей новых, несомненно лучших. Народ пресыщенный все эти объявления приветствовал вяло, с тем большим воодушевлением славил государя во время пира двенадцатидневного. Пир был недурен.