Алексей Замковой - Лесной фронт. Задача - выжить

— Что случилось?

— Самолет. Говорят немцы парашютистов сбросили! — вырвавшись, боец скрылся в темноте.

— Еще парашютистов нам не хватало! — Лешка, мотнув головой, окончательно проснулся и схватил карабин. — Побежали узнаем, что за парашютисты.

Мы побежали в центр лагеря, где обычно ночевал майор. Там уже собралось почти все население лагеря и из толпы слышались команды, аккомпанементом которым звучали перешептывания партизан. Мы появились одними из последних. Майор как раз скомандовал послать два взвода на место предполагаемого приземления немецкого десанта, а остальным — занять оборону по периметру лагеря.

— Что там за парашютисты? — спросил я стоявшего рядом усатого дядьку в танкистском шлемофоне.

— Кажуть нимци. — на украинском языке ответил тот. — З заставы хлопэць прыбиг. Говорыть, що спочатку литака бачив, а потим парашюты в нэби.

— Ясно… — протянул я, поправляя висевший на груди автомат. — И много парашютов?

— Та бис його знае. Що казалы, то й знаю.

— Ну что, Лешка, — повернулся я к Митрофанчику, — пошли оборону занимать?

Поблагодарив разъяснившего нам обстановку партизана, мы побежали на окраину лагеря, где спешно занимал круговую оборону отряд.

— Вообще странно, — сказал я, упав за деревом и положив перед собой МП, — Разведчиков в небе не было, заставы тоже никого не поймали. Или немцы точно знают где мы, или они про нас вообще не знают и десант сбросили не для нас.

— А для кого же? — удивился Лешка, пристраивающий карабин между выступающими корнями соседнего дерева. — Тут, кроме нас-то, никого.

— Вот мы, когда через реку перебирались, тоже думали, что кроме нас тут никого. — напомнил ему недавние события я.

Минут десять мы лежали молча. Холод от земли начал постепенно пробираться сквозь куртку, навевая мысли о простуженных почках. Больно врезались в живот автоматные магазины.

— А может это не немцы? — подумал я вслух, поправляя мешавший подсумок.

— А кто ж тогда? — отозвался Лешка.

— Может наши.

— Думаешь, наступают? — в голосе Митрофанчика зазвучала радость. — На запад фашиста погнали?

Нет, дорогой. На запад мы еще немцев нескоро погоним… А сюда до 1944 вообще не дойдем. Так что, максимум — диверсионная группа. Но вслух говорить такое нельзя.

— Не знаю. — произнес я.

Мы еще помолчали.

— Слышишь? — спросил вдруг Лешка.

Я прислушался. Откуда-то доносились звуки стрельбы.

— Стреляют, вроде… — неуверенно произнес я.

— Значит, не наши. — вздохнул Лешка и принялся еще внимательнее всматриваться в темноту ночного леса.

Перестрелка продолжалась всего несколько минут. Наступила гробовая тишина, не нарушаемая ни шепотком, ни шорохом. Все напряженно прислушивались к звукам леса.

— Как думаешь, кто кого? — спросил Митрофанчик.

Я промолчал. Время тянулось медленно, как густой мед. Сколько я здесь уже лежу? Час? Казалось, уже давно должно было наступить утро, но в лесу царила все та же темнота. Хотелось вскочить и куда-то бежать, что-то делать. Я сдерживал себя изо всех сил. Наконец началось какое-то движение.

— Отбой! — прокричал кто-то.

— И что это было? — вставая и отряхиваясь спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Пойдем узнаем. — ответил Лешка.

Мы пошли обратно к центру лагеря. Там снова собралась толпа. Мы протолкались сквозь плотный строй партизан и увидели виновников ночного переполоха. Перед майором стояли девять человек, одетых в форму Красной Армии. Десятый парашютист сидел на земле. Над ним как раз хлопотала Ксанка, заведовавшая в отряде санчастью. Судя по всему у бойца была прострелена нога и наша врач как раз заканчивала ее перебинтовывать. Чуть в стороне лежали девять пухлых вещмешков и что-то, показавшееся мне большой коробкой.

— Старший лейтенант Бредун. — представился один из парашютистов. — Товарищ майор, прошу поговорить с Вами наедине.

Была дана команда разойтись, которую партизаны исполнили с явным нежеланием. Они расходились, то и дело оглядываясь на ночных пришельцев, буквально свалившихся на голову отряда. Тут и там раздавались вопросы, основной сутью которых было недоумение по поводу чудесного превращения 'немецкого десанта' в бойцов Красной Армии. Кто-то выразил ту же надежду о наступлении, которую недавно высказал мне Лешка.

А через полчаса, меня вызвали к командиру. Пройдя мимо бдительного часового, охранявшего разговор капитана с захваченными парашютистами от любопытствующих партизан, я подошел к майору. Тут же присутствовала вся группа парашютистов, за исключением раненного, и Митрофаныч, который, похоже, успел и здесь выбиться в советники командира.

— Боец Найденов по Вашему приказанию прибыл. — отрапортавал я, остановившись перед майором.

— Вольно. — скомандовал тот. — Вот, товарищи, и Найденов. Наш командир группы подрывников. Товарищ старший лейтенант, введите его кратко в курс дела.

В общих чертах, ситуация оказалась следующая. К нам на голову действительно свалились советские диверсанты. Где-то, в штабных высях, было принято решение перерезать одну из важнейших коммуникаций, по которым немцы гнали свои войска на фронт, перевозили технику, боеприпасы и прочую матчасть на восток, а обратно — на запад — вывозили к себе награбленное. Группе старшего лейтенанта Бредуна была поставлена задача взорвать железнодорожный мост у Александрии, а после — организовать партизанский отряд, с которым продолжать диверсионную деятельность на ровенском транспортном узле, а также собирать и передавать разведданные о движении противника. Здесь диверсионной группе сильно повезло — их выбросили практически над уже действующим партизанским отрядом. Так что, половину задачи можно было считать выполненной. Повезло и нам. На наш отряд, отрезанный от всего остального мира и пока что слабо представляющий, что же делать дальше, в буквальном смысле с неба свалился радиопередатчик, да еще и переводчик с немецкого. Слава Богу, радист группы, запутавшийся в ветвях дерева, не успел уничтожить ни свою машинку, ни шифры. А в набитых вещмешках группы оказалось больше двух сотен килограмм тола и всякие хитрые приспособления для подрывного дела. Теперь мы сможем развернуться в полную силу. Но улыбка, которой судьба одарила посланную командованием разведгруппу, оказалась с изрядной долей ехидцы — один из двоих подрывников, входивших в состав группы, был ранен партизанами, которые, по недоразумению, приняли ее за немецкий десант. Вот поэтому понадобился я — как самый опытный подрывник отряда. Эх, знали бы вы о том, насколько я опытен на самом деле…

В конце рассказа, старший лейтенант поставил меня в известность, что майор распорядился мне отправится с группой для выполнения задания под Александрией и спросил справлюсь ли я с этим заданием. Я задумался.