Михаил Гуткин - Попадать, так с музыкой 2 общий

— Так точно, товарищ лейтенант. Разрешите идти?

— Иди, и тренируй новичков до посинения (их посинения, разумеется).

Костя отправился на занятия, а я пошла в палатку особого отдела и стала ждать пограничников. Оказалось, что всего в расположение дивизии сумели выйти двадцать пять пограничников, но, к сожалению, только десять из них смогли остаться в строю. Остальные попали кто в медсанбат, а кто и в госпиталь. Может быть это было и жестоко по отношению к раненым, но я не поленилась заглянуть и в медсанбат и выдернула оттуда еще пять человек. В условиях отступления каждый человек на счету, поэтому бойцы с легкими ранениями вполне могли заниматься несложной работой, не требующей физических нагрузок. Надо отдать погранцам должное — никто из них не стал ссылаться на ранения и плохое самочувствие. Наоборот, они все горели желанием снова встать в строй и были готовы хоть прямо сейчас идти в атаку. Я их горячность немного остудила, заявив, что теперь граница проходит прямо здесь. Пусть каждого шпиона или диверсанта, попавшего в расположение армии, считают нарушителем границы. Такой подход им понравился, и мне стало ясно, что с этой стороны больше проблем у меня не будет. Кстати, чем еще меня порадовали пограничники, так это тем, что все они были вооружены автоматами. На фоне обычных бойцов, вооруженных Мосинками, мои пятнадцать пограничников выглядели очень внушительно. А еще среди них два бойца были сержантами, что тоже радовало — проще будет управлять всей командой.

Одну пятерку я сформировала из самых здоровых (в смысле не раненых) и в сопровождении Климаша отправила пешим ходом в штаб армии к Астахову. Это ему в помощь. Вторую пятерку назначила в помощь Косте для занятий с новобранцами. А третья пятерка, составленная из бойцов с легкими ранениями, осталась при мне. Я ввела их в курс дела, объяснив, что именно им сейчас придется допрашивать чужих бойцов и отсеивать подозрительных. Особист выделил нам место в некотором отдалении от основной массы бойцов и прислал для допросов всех "посторонних", то есть бойцов, присоединившихся к дивизии за время боев. Кроме того, по моей просьбе он выделил взвод бойцов для охраны возможных арестованных. Я распределила всех допрашиваемых на пять групп и работа пошла. Сама я непосредственно в допросах участия не принимала, а переходила от одной точки к другой, чтобы быстро решать возникающие вопросы. Таким конвейером мы за три часа пропустили около полутора сот человек. Пять подозрительных были арестованы и оставлены для дальнейшего расследования — остальные приписаны к разным подразделениям. Сделали небольшой перерыв на ужин и продолжили. Все закончили к часу ночи. Число арестованных подозрительных возросло до четырнадцати. Надо сказать, что особист не скрывал своего удивления скоростью нашей работы. Кто ему мешал раньше привлечь к этой работе пограничников он так и не сказал. У меня возникло сильное подозрение, что парень либо оказался не на своем месте, либо получил сильный мозговой шок от всего происходящего. А может быть он просто не умеет работать самостоятельно. Но все эти мысли я оставила при себе.

Закончив с допросами, я решила сделать перерыв. Он был просто необходим, поскольку головы у всех нас стали буквально квадратными от этих бесконечных допросов. По моей команде арестованных отвели и загнали в отдельную землянку, а мы, составив график дежурств, завалились спать. К сожалению, выспаться нам не удалось. Наверху вполне резонно решили, что двигаться лучше в темноте, когда риск попасть под бомбежку минимален. Поэтому только моя группа задремала, как пришла команда "выступать". Все быстро собрались и полусонные начали движение. К счастью, все было хорошо спланировано и до рассвета нам удалось "без шума и пыли" пройти несколько километров и даже перейти через большое поле из одного лесного массива в другой. Как только в небе послышался гул самолетов, дивизия моментально замаскировалась и затихла. Бомберы пролетели на восток, и мы уже собрались продолжить движение, но тут в небе появился мой старый знакомый — немецкий самолет-разведчик Хеншель Нs.126. Глядя на него, я с грустью вспомнила свой первый визит в 85 стрелковую дивизию. Как там мы с Васей в день приезда увидели в небе точно такой самолет, который уже тогда безнаказанно летал над позициями дивизии. Но в то время было строго запрещено их сбивать, а сейчас сбивать можно, да только истребителей не хватает. Так что приходится ждать. Вот тут мы и добрали недостающее время сна.

У меня всегда голова лучше варит, после того, как высплюсь. Так и в этот раз. Пару часов покемарила и стала соображать намного лучше. Я, наконец, сообразила, что нам следует делать с теми бойцами, кто не прошел первичный просмотр, вызвав определенные подозрения. С собой таскать их нам не с руки, особенно в такой сложной обстановке. А куда их деть? С одной стороны, сейчас с дезертирами и диверсантами разговор короткий, заканчивающийся словом "расстрелять". Но, с другой стороны, даже генерал не может после боя приказать расстрелять такого-то. Во время боестолкновения — можно, а после — ни-ни. Обязательно трибунал. Вот и сейчас, пусть несколько человек взяты под арест, как подозрительные. Но ни дезертирами, ни диверсантами они пока не признаны. Поэтому без трибунала с ними ничего сделать нельзя. Значит нужно провести заседание трибунала. А кого привлечь к работе трибунала? Военюриста — обязательно. Только он может все грамотно оформить. Потом нужен комиссар одного из полков. Третьим — особист, или я, хотя мне этого очень не хочется. И еще нужен писарь для ведения протокола.

С этими мыслями я пошла разыскивать особиста — в конце концов, он здесь главный по подобным вещам. При встрече выяснилось, что мы думаем примерно одинаково, что меня несколько порадовало. А огорчило то, что дивизионный военюрист, по словам особиста, в настоящее время находится в медсанбате с серьезным ранением в ногу. Договорились, что я пойду в медсанбат, а особист будет искать комиссара и писаря. Мы также согласовали, что в качестве помощников при проведении заседаний трибунала будем использовать тех пограничников, которые проводили предварительные собеседования. Ведь именно по их словам те или иные бойцы оказались в списке подозрительных. В медсанбате мне показали носилки, на которых должен был лежать военюрист. Должен был, но не лежал, а внаглую, игнорируя требования докторов, стоял на костылях чуть в сторонке и курил. И вид у него был хотя и бледный, но довольно бодрый. Поэтому я, не испытывая особых угрызений совести, припахала его к работе. Услышав, что будет участвовать в работе трибунала, военюрист скорчил кислую мину, но потом честно признал, что лучше хоть такая работа, чем просто ничегонеделание. По настоящему ему полагалось бы в госпиталь, но где взять госпиталь в процессе выхода армии из окружения. Тут и медсанбат-то одно название — вон вместо кроватей носилки приспособили. Договорились, что ему помогут добраться до места, в котором будет заседать трибунал. Я даже пообещала наличие двух бойцов для переноса носилок. Вдруг, если что. Короче, через час мы начали "трибунальский конвейер".