Алексей Кулаков - На границе тучи ходят хмуро…

.

– Кого там чёрт принёс!?!

– Командир второго взвода Олькушвского погранотряда, поручик князь Агренев.

После недолгого молчания последовал равнодушный ответ:

– Ну и чего надобно?

– Ты бы отворил, хозяин, чего через ворота разговаривать?

– А мне и так хорошо! Я вас в гости не звал…

– Это пока хорошо, Бирюк.

– Ты меня не пугай, пан офицер, я пуганный. Постановление об обыске имеется? Коли нет, так и идите себе с миром.

– Пять минут тебе, Бирюк. Потом сами зайдём! Время пошло…

Хуторянин ещё голосил что-то на польском и русском языке, щедро мешая глупые вопросы с угрозами накатать жалобу, но его уже никто не слушал. Александр, Григорий и ещё двое штурмовиков сосредоточенно готовились: скидывали лишнее, проверяли ещё раз всё оружие, утягивали поудобнее ремни, попутно разминаясь, а тем временем слева и справа от ворот солдаты из группы "поддержки штанов" встали по трое в живую лесенку и приготовились выдержать немаленький вес своих товарищей. Александр поглядел на бездонное синее небо и… Вдох-выдох и наступившая отрешённость гасит все эмоции, окрашивая мир в чёрно-белый цвет.

– Вперёд!

Поручик и унтер одним махом взлетели на самый верх тына и почти одновременно начали стрелять:

– Ррдаум-ррдаум, ррдаум-ррдаум…

Стёкла в низеньких окнах разлетелись вдребезги, хозяин застыл каменным истуканом, а из дома пошли громкие и неразборчивые крики. Толчок, сильное давление на грудь – и перелетевший в кувырке ограду поручик, подскочил к стенке дома и принялся перезаряжаться, выщелкнув пустую обойму прямо на землю. Испуганное квохтанье и треск из сарайчика невдалеке свидетельствовали, что и Григорий тоже внутри двора. Едва затихли выстрелы из Рокотов, залаяли Раст-Гассеры второй пары штурмовиков, высунувшихся из-за тына совсем в другом месте. Но всё так же паливших по многострадальным окнам

– Второй?!

На крик Александра первым отреагировал не унтер, а Бирюк: резко вернувшись к жизни, он упал на колени и быстро рванулся-засеменил в дом, легко отворив толстую дверь собственным лбом. За ним, почти сразу, ввалились внутрь и поручик с унтером, попутно Григорий "неудачно споткнулся" о хозяина дома, со всего размаху и угодив ему прямо по копчику подбитым железной набойкой каблуком.

Уооу…

Едва слышно забухали винтовки позади хутора, и тут же за стенкой на три голоса стали орать:

– В окна лезуть!!!

– Стрели их, стрели…

– Сдаёмси!!!

"Эх-ха, пару гранат бы сейчас…"

С помощью унтера подняв очумелого хуторянина на ноги, поручик зашёл сзади и легонько обхватил свой живой щит одной рукой (вернее локтём) за горло, одновременно подталкивая к проходу в следующую комнату. Унтер, дождавшись утвердительного кивка, со всей дури пнул широкую дверь и дёрнулся в сторону, загремев какими-то склянками. В собственном доме Бирюка приняли неласково: ещё до того, как Александр начал отстрел "контрабасов", тело хуторянина дважды дернулось от попаданий и заметно обмякло.

– Ррдаум-ррдаум, ррдаум-ррдаум…

Когда пистолет встал на затворную задержку, в живых остались только двое: один успел нырнуть за угол массивного буфета и оказался тем самым в "мёртвой" зоне, второй видимо был самым умным и упал там же, где и стоял, далеко отбросив своё оружие. Перезаряжаться и держать на весу неподъёмную тушу уже не "живого" а вполне себе мёртвого щита, становилось просто невозможно, поэтому поручик разжал руку и отскочил назад в сени, а вперёд радостно рванулся Григорий.

– Лежать, суки! Не шевелись!!!

– Сдаю…

– Бумц!!!

Смачный звук удара (как по мешку с г… с навозом, ага) и сдавленное оханье в ответ, неоспоримо свидетельствами – у Гриши всё под контролем. Лязгнув затвором Рокота и мимоходом проверив последнюю обойму, Александр резко дёрнулся в сторону, готовясь стрелять.

– Эй!!! Свои! Вашбродь?

– Заходи.

Старший второй штурмовой двойки, опасливо-настороженно вдвинулся в комнату, и быстро огляделся. Довольно хмыкнул, глядя как старший унтер сноровисто вяжет руки последнему выжившему "несуну", и приступил к докладу.

– Вашь Бродь! Трое бежать хотели через тын, двоих наповал, один легко. У нас Сафрона подстрелили, теперя кровью харкат, но на ногах держисся.

– Куда?

– В брюхо. Замешкался напротив окошка, яго кто-то и подловил… но дырки нету. Вмятина тильки на броне и облицовку подрало.

– На заставу его, к коновалу. Наблюдатель и ещё один – в сопровождение. Оцепление пока не снимать, остальные сюда, начинайте обыск…

Пересчитав всех живых, мёртвых и полумёртвых (подраненный в руку "несун" пока был под вопросом), обнаружили маленькую неувязку. Трое живых, считая раненного, семеро мёртвых. А где ещё двое?

– Гриша?

– Бумц!

– Где остальные!!!

Прокашлявшийся контрабандист с готовностью доложил, пугливо поглядывая на сапоги унтера:

– Они к себе… кхах, по домам ушли, ночью ещё…

– Где живут, как зовут, чем вооружены? Гриша?

– Я скажу!!!

Через полчаса стала окончательно ясна официальная картина произошедшего. Поручик князь Агренев получил сигнал о контрабанде, от своего давнего агента, хуторянина Бирюка (по документам Ольгерда Подзиньского) и выдвинулся на проверку. Негодяи-контрабандисты, заподозрив неладное, застрелили хозяина дома и оказали отчаянное сопротивление… Остальное – мелкие и ненужные подробности, которые никого не интересовали: ни Сергея Юрьевича Блинского, ни довольного чиновника Таможенного департамента, ни жандарма штабс-ротмистра Сурикова, прибывшего в тот же день на заставу. Кстати, жандарм первым делом передал поклон от ПОДПОЛКОВНИКА Васильева и выразил надежду на самое тесное и плодотворное сотрудничество.

– Кхм. Ротмистр, скажите, а вы не родственник художника Сурикова?

– Не имею чести… а кто это?

– Известный мастер… впрочем, я могу и ошибаться. Передайте подполковнику мои поздравления и… пожалуй приступим к делу.

Солдат интересовало другое: к "броньке", выдержавшей прямое попадание тупоносой винтовочной пули, выстроилась целая очередь из желающих "пошшупать и опробовать на зуб". А уж сколько разговоров было… Простой посланник Юлиуш тоже уехал, в кампании с жандармом Суриковым. Уж так он упрашивал его отпустить, так упрашивал… да что там. Прямо требовал передать его в руки полиции – в перерывах между писательскими трудами, попутно зажёвывая вчерашнюю кашу свежим хлебом, и давясь обычным квасом. Ну, отпустили, конечно. В тюрьму. Потому как грехов на "посланнике мира" было – как блох на собаке. А поручик был ну ТАКОЙ недоверчивый и так убедительно… уговаривал, что поневоле приходилось описывать всё подробно и с именами.

Напоследок, когда неверящего такому счастью Юлиуша уже сажали на лошадь, к нему подошёл попрощаться гостеприимный хозяин, и громко поблагодарил за сотрудничество, демонстративно не обращая внимание на пленных контрабандистов неподалёку. Потом улыбнулся и добавил совсем тихо: