Александр Марков - 1937. Русские на Луне

— Не смейте этого делать, — зашипела сквозь зубы Спасаломская, превратившись вмиг в раздраженную змею, готовую укусить. Не дай бог встать у нее на пути.

— Вам так понравилось написанное?

— Я еще не прочитала. Но это не важно. Не создавайте конфликтной ситуации. Бросить в урну листовку на глазах демонстрантов, ай, ай, ай, — и она зацокала языком, — вы обидите их. Этого делать не стоит, ведь они почти приняли нас в свои ряды, а могут подумать, что вы британофил, и поди докажи им, что это на самом деле не так. Не поверят.

— Вы прирожденный дипломат.

До толпы оставалось метров пятнадцать. Говори Спасаломская чуть погромче, то ее слова могли бы долететь до первых рядов, если бы те прислушивались к чему-то, помимо криков своих сподвижников.

— Мне что же, скомкать ее и в карман спрятать?

— Хоть бы и так, но лучше не комкайте, а аккуратно сверните и положите в нагрудный карман и мою тоже. Вот — возьмите, — и Спасаломская протянула Шешелю свою листовку.

— А читать вы ее когда будете?

— Дома. За чаем или лучше на ночь, вместо модного романа. Надеюсь, что сон от нее будет такой же хороший.

— Воля ваша, — сказал Шешель, складывая листовки. Когда их начала обтекать толпа, Шешель встал к ней спиной, расставил руки, загораживая Спасаломскую. Сзади его кто-то толкнул, и он сделал еще один шаг. Так получилось, что Спасаломской отступать уж было некуда. Шешель упер ладони в стену, тела их сблизились, глаза встретились, и несколько секунд они смотрели друг на друга. Шешель вдыхал дразнящий запах ее духов, ему так хотелось погладить ладонью кожу у нее на лице.

Их совсем было впечатали в стену, будто катком прошлись. Он прикоснулся к ее щеке губами. Сердце забилось так сильно, что Шешель сбился бы, попробуй он посчитать удары, голова закружилась, а перед глазами все поплыло, будто мир стал погружаться в океан.

Спасаломская отстранилась не сразу, а через несколько секунд, которые показались Шешелю такими долгими, будто время остановило свой бег, часы на всех башнях замерли и боятся спугнуть этот миг звоном своих колоколов. Теперь он чувствовал не только запах духов, но и ее дыхание.

— Идемте, а то все упустим, — сказала Спасаломская, нащупала ладонь Шешеля, оторвала ее от стены, проскользнула под другой рукой, все еще упирающейся в стену, и потянула пилота за собой.

«Куда?» — но Шешель не сказал этого вслух.

Вокруг них что-то кричали, потрясали кулаками, плевались. Казалось, что Спасаломская получает от всего происходящего удовольствие.

«Но почему? Вот бы расспросить ее».

«Это жизнь», — скажет она.

«Какая это жизнь. Все не настоящее. Свои убеждения отстаивают не так».

«А как же?»

«Хм. Рассказать? Боюсь, что это будет долгий рассказ».

За спинами и головами уже тяжело было разглядеть, что происходит впереди, то, что под ногами, — тоже недоступно взгляду, но упадешь — вряд ли раздавят, скорее стороной обойдут или подняться помогут. Когда показались стены посольства, Шешель, оттесненный уже к середине толпы, не мог сказать, стоят ли возле его ворот лишь шотландские гвардейцы в высоких бобровых шапках, шкурки для которых добывают в канадском доминионе, и в пестрых килтах или к ним присоединились российские коллеги, которые, построившись в каре и выставив вперед штыки, ожидают приближение демонстрантов.

Кто их ведет — не Ней ли, не Мюрат ли? Кто же тогда?

Но нет. Хоть и нарушают демонстранты общественный покой, но не настолько, чтобы вызывать к британскому посольству регулярные части. Хлопоты демонстранты главным образом доставляют жителям близлежащих домов, которые в большинстве своем закрыли окна, но вряд ли оттого, что не разделяли доносившиеся до них крики. Шумно слишком было… Это отвлекало от решения повседневных проблем. Как еще кто-нибудь не додумался запустить в демонстрантов горшок с цветами? Это сочли бы за провокацию. Полиция быстро пресекла бы посягательства на массовое волеизъявление народных масс.

Правительству следовало огородить консульство союзников высоким забором с массивными воротами, открыть которые, не имея ключа, можно разве что динамитом или тараном, но, поскольку деревьев вокруг не наблюдалось, вышибать ворота пришлось бы фонарным столбом. Ой, намучатся заговорщики прежде чем смогут повалить его, а потом еще больше пропитаются потом, когда под руки фонарный столб подхватят и поймут, что он очень тяжелый, все-таки выливали его из чугуна.

Два дюжих шотландца, дабы не вызывать у прохожих насмешек, унижающих достоинство представителей туманного Альбиона, вместо килтов носили черные брюки. Бобровые шапки делали их еще выше, так что они и вовсе казались гигантами. Они жались спинами к дверям, но прятаться за ними не торопились и ружей, которые наверняка были заряжены, вперед не выставляли, чтобы, не дай бог, в горячке не пальнуть по толпе преждевременно и не заводить ее понапрасну. Кого поранишь — международный конфликт обеспечен. Его замнут, пострадавшим выплатят неустойку, но поди объясни это сейчас толпе, которая, увидев, что по ней открыли огонь, начнет рвать гвардейцев в клочья, а они не успеют ни ружей перезарядить, ни за дверьми спрятаться.

Полицейские сосредоточились по бокам здания, соединиться в цепочку и закрыть путь толпе они могли за несколько секунд, но демонстранты сами остановились в метрах двадцати от посольства.

Обладатели особенно громких голосов стали кричать что-то невпопад, махать кулаками, смотреть в окна консульства, чем-то напоминая влюбленных, которые пришли на свидание к своим избранникам, поют им своеобразные серенады. Все окна были крепко-накрепко задрапированы шторами, и к тому времени, когда крикуны уже начали срывать голоса, лишь раз шелохнулась одна из портьер, у ее края возникла рука, но лица так и не появилось.

Среди митингующих слонялся сыщик. Его выдавала одежда и блокнот в руках. Он поглядывал на плакаты, слушал выступления и что-то записывал в блокнот. Очевидно, конспект отчета, который ему предстояло сдать руководству.

Чуть позже появился молодой офицер. Для него, похоже, это была первая столь массовая демонстрация. Но он все равно был такой спокойный, будто выбрался из участка на прогулку, расхаживал среди подчиненных, изредка поглядывал на часы, висевшие на столбе напротив посольства. Шешель только раз посмотрел туда, но не увидел ничего особенного, потом сверился со своими часами, которые, как оказалось, на полминуты убегали вперед или уличные — немного запаздывали.

Демонстрация проходила на законных основаниях. Ее организаторы получили соответствующее разрешение в полицейском ведомстве.

«Что-то сейчас должно произойти», — подумал Шешель, озираясь по сторонам и выискивая возможные пути для отхода. Вот проулок, слишком узкий, и если большинство повалит туда, то запрудит его, так что и не протиснешься — крайних по стенам размажет, а тем, кто в центре окажется, — бока намнут. Хорошо, если без жертв обойдется. Не любил Шешель такие массовые сборища. Привык на свои силы надеяться, а здесь слишком много непредсказуемого. Но если успеть к проулку раньше всех, тогда есть шанс проскользнуть.