Петр Заспа - Волчий камень

Тук-тук-тук, — тонким, несмелым ростком пробивалось в тяжелой голове сознание.

Тук-тук! — радостно подхватило сердце, значит, еще живем! Он попробовал разлепить веки и не смог. Попробовал протереть глаза руками, но не почувствовал рук. Нестерпимым набатом голову разрывал нарастающий звон. Что с ним, где он? У него нет глаз, у него нет рук. Мысли с невероятной тяжестью толкали друг друга. Ну конечно, он все понял! У него нет тела! Как прекрасно парить в полной темноте легким невесомым облаком, если бы не этот нестерпимый звон. Его несуществующая, невесомая голова раскачивалась, подчиняясь какому-то непонятному ритму. Добавились еще звуки, он встрепенулся. Они были ему знакомы.

— Командир, командир! Гюнтер, очнись!

Кто-то хлопал его по одеревеневшим щекам. Кюхельман попробовал еще раз открыть глаза и увидел склонившегося над собой Вагнера. Что-то с ними случилось, но что, он никак не мог вспомнить.

— Мы что, живы? — Язык шевелился с огромным трудом, нащупывая во рту осколки разбитых зубов.

— Похоже на то. Во всяком случае, чертей с вилами я не видел. — Герберт перестал его трясти. — Как же тебе досталось — не лицо, а кровавое месиво. Я отправил в корму радиста, где-то там должен быть док. Скоро появится, если только ему самому не нужен доктор.

Он помог Гюнтеру сесть, оперев его спиной о переборку.

С трудом повернув голову, Кюхельман осмотрел центральный пост. В красном отблеске аварийного освещения виднелись следы погрома. Он наморщил лоб, еще чуть-чуть, — и он вспомнит.

Рядом с лицом Герберта появилась черная физиономия с улыбкой до ушей. Выставив напоказ белые — то ли зубы, то ли клыки. «Насчет чертей Вернер поторопился», — подумал он. Рядом зашевелились чьи-то ноги. Из темноты соседнего отсека донесся стон.

В глазах все расплывалось и двоилось. Подавив подступивший к горлу приступ тошноты, Гюнтер внимательно рассматривал появившееся перед ним лицо. Конечно! Он вспомнил доминиканца, а вместе с ним в память ураганом ворвались все последние события. Он дернулся, пытаясь встать.

— Герберт, что с лодкой?

— Все хорошо! Сядь, тебе надо остановить кровь. — Герберт с силой надавил на плечи командира. — Течи нет. Мы целы, как это ни странно.

— Надо уходить или эсминцы нас сейчас добьют!

— Не думаю. После такого взрыва они наверняка считают, что с нами покончено. — Лейтенант нашел в кармане платок и приложил его к ране на лбу Кюхельмана. — А если мы дадим ход, нас могут услышать!

Осмотревшись еще раз, Гюнтер постарался определить масштабы разрушений. Все, что не было закреплено, сброшено на пол. Секстант Вилли. Чьи-то ботинки. Неизвестно как оказавшийся в центральном посту котел с камбуза. Все свалено в одну кучу. Белыми пятнами бросались в глаза чьи-то письма, валявшиеся под штурманским столом. Но воды действительно нигде не было видно. Ботинки вдруг зашевелились, и вместо них появилась голова главного механика. Эрвин стоял на четвереньках и, раскачивая рыжей шевелюрой, с закрытыми глазами издавал жутковатые звуки, похожие на булькающее мычание. Изо рта тонкой ниткой тянулась кровавая слюна.

«Ему досталось побольше других», — подумал Гюнтер, кивком головы указав на механика.

Но Герберт с доминиканцем и сами уже заметили его. Удо легко, как куклу, поднял Эрвина и усадил рядом с командиром.

— Как там в корме? — спросил он появившегося из темноты доктора.

— Много с травмами, но тяжелых нет. — Док протянул к его лицу руки.

Кюхельман отмахнулся:

— Сначала механика, я в порядке!

В голове все еще стоял звон, но чувствовал он себя действительно лучше.

Схватившись рукой за свисающий кабель проводов, Гюнтер встал и, дотянувшись, вцепился в рукоятки перископа. Резиновый тубус больно вжался в разбитое лицо, но ничего, кроме зеленой воды, подсвеченной сверху солнцем, не было видно.

— Мы лежим на грунте. — Герберт помогал доктору бинтовать голову начинавшему приходить в себя механику. — Сколько, говорил Вилли, здесь глубина? Метров двадцать, тридцать, не больше.

— Ганс, послушай, что там наверху. — В поле зрения Гюнтера попал выглядывающий из гидропоста акустик.

— Герр командир, я ничего не слышу. Только шум моря. — Акустик виновато пожал плечами.

— Какое море? Ганс, там штиль. Слушай эсминцы!

Весь обратившись в слух, акустик медленно вращал рукоятку антенны. Замкнув полный круг, он отрицательно покачал головой. Кюхельман перевернул один наушник на голове Ганса и припал к нему ухом. Винтов эсминцев он тоже не услышал, но зато четко шипели накатывающиеся друг на друга волны. Так могло шуметь только море при волнении в два-три балла. Он озадаченно посмотрел на горящие лампочки контроля работы аппаратуры. Вроде все в норме. Сколько же времени он был без сознания?

— Кто знает, как давно мы в таком положении?

— Вы хотите знать, сколько времени прошло после взрыва парохода? Минут пятнадцать, не больше, — ответил доктор.

— Все ясно! Ганс, от взрыва твоя акустика сгорела к чертям! — Гюнтер был в замешательстве. То, что не слышно шумов эсминцев, это понятно и логично. Застопорив двигатели, они сейчас чутко прослушивают все вокруг. Но чтобы погода так изменилась за пятнадцать минут! Это невозможно!

— Эрвин! Ты как? — Сейчас, как никто другой, ему был нужен главный механик. Помочь разобраться в сложившейся ситуации, оценить реальное состояние лодки мог только Эрвин с его энциклопедическими знаниями.

На голове механика белела повязка с проступившим на затылке красным пятном. Левую руку он запустил под китель, массируя сдавленную тупой болью грудь. Правой пытался ощупью найти свою фуражку. Но взгляд его уже был вполне осмысленным, и это командиру понравилось. И, чтобы окончательно развеять сомнения в свой адрес, Эрвин вытер запекшийся рот и, старательно выговаривая слова непослушным языком, спросил:

— Что доложили по отсекам?

Гюнтер подхватил болтающийся командирский микрофон. Он совсем забыл об этой команде.

— В отсеках, доложить о повреждениях!

Эрвин молча кивал, слушая каждый очередной доклад.

— Командир, что ты думаешь об этом? Я ничего не понимаю. Не считая мелочей, у нас все в норме.

— Наверное, в Германии умеют строить лодки, — попробовал отшутиться Гюнтер. Но то, что у них не было никаких повреждений, его тоже смущало.

— Брось, Гюнтер, будь мы даже в танке, от нас ничего бы не осталось. Даже от промахнувшихся бомб с самолета у нас сорвало с креплений генератор. А тут… — Он озадаченно развел руками.

— Не знаю, Эрвин, не знаю. Очевидно, нам крупно повезло. Может, взрыв направленно вверх ушел, может, еще что!

— Судя по тому, что нас здесь трясло, как жуков в коробке, мы должны с десяток раз быть раздавленными.