Тим Пауэрс - На странных берегах

Шанданьяк облокотился о так и не выстрелившую пушку и только теперь позволил себе почувствовать удовлетворение от того, как пригревает солнце спину, как по всему телу от рома разливается приятная истома и что он цел и невредим.

Нож выбили сразу, точным ударом башмака, а потом были кулаки, зубы, колени, пинки, и когда бандиты наконец удалились, пересчитывая серебро в туго набитом кошельке и шумно радуясь богатой добыче, им наверняка казалось, что они оставили лежать пару трупов. В последующие годы Шанданьяк иногда жалел, что это оказалось не так: ни отец, ни он сам полностью не оправились после той ночи.

В конце концов они все же добрались до своего номера в гостинице. Отец потерял передние зубы и левый глаз. Сам Джон долгое время не владел парализованной правой рукой, по которой прошелся чей-то каблук. Целый месяц он опирался при ходьбе на трость и лишь через год перестал мочиться кровью. Поврежденная рука, пусть даже потом он и научился ею пользоваться в полной мере, послужила поводом, чтобы навсегда оставить кочевой образ жизни. Ему удалось выклянчить у дальнего родственника в Англии деньги на проезд и согласие поселить его в своем доме, и к двадцати двум годам он нашел себе место бухгалтера в текстильной фирме.

Отец же, здоровье которого все ухудшалось, в одиночку продолжал давать кукольные представления еще пару лет, пока не умер в Брюсселе зимой 1714 года. Он так никогда и не узнал о тех деньгах, которые могли продлить и скрасить его жизнь, о деньгах, которые так коварно присвоил его собственный младший брат Себастьян.

Шанданьяк бросил взгляд через правое плечо, и ему показалось, что он различает на востоке темную полоску, которая вполне могла быть берегом Эспаньолы.

«Я бы прибыл туда уже через неделю, – с тоской подумал он, – после того, как получил бы кредит в банке на Ямайке. Когда же я туда теперь попаду? Не умирай, дядя Себастьян. Не умирай, пока я до тебя не доберусь».

Даже в сумерках, когда на берегу начинали загораться костры, на которых готовили пищу, мели, окружающие гавань, были отчетливо видны, и прибывающие лодки и корабли то и дело меняли курс, держась темной воды, на своем пути из открытого моря к поселению Нью-Провиденс. Большинство суденышек, принадлежащих жителям поселка, уже встали на ночь на якорь либо прямо в гавани, либо вдоль обветшавшей пристани, однако же большинство лодок просто вытащили на берег. В этот час запахи человеческого жилья соперничали со свежим морским бризом, ибо к обычной вони смеси смолы, серы, протухшей еды и бесчисленных гальюнов присоединялись ароматы неумелой готовки: горелых перьев, поскольку обитателям острова было лень ощипывать цыплят, жутких рагу, в которые щедрая рука накидала побольше ворованной мяты и китайской горчицы, чтобы отбить вкус несвежего мяса, а также странные пары, образовавшиеся в результате смелых и временами даже взрывоопасных экспериментов в приготовлении пунша.

Бенджамен Харвуд забрал свою дочь и Лео Френда с «Кармайкла» четырьмя часами раньше, вскоре после того, как корабль после долгого лавирования все-таки вошел в гавань, и задолго до того, как пираты принялись килевать судно. Он окликнул первую же шлюпку, которая подошла к борту, и потребовал, чтобы его перевезли на берег. Ему не только повиновались, но, как показалось Шанданьяку, его узнали.

И теперь «Кармайкл», завалившись на один борт, лежал на боку, удерживаемый канатами, привязанными к мачтам и продетыми под килем, привалившись всеми ста десятью футами корпуса к песчаному берегу глубокого заливчика в ста ярдах от скопления палаток и хижин, а Шанданьяк плелся туда по берегу в компании пиратов, пошатываясь не только от непривычного ощущения земной тверди под ногами, но и от усталости, поскольку пираты с детской непосредственностью посчитали, что как новый член команды он должен работать за двоих.

– Ах, черт меня побери, – заметил щербатый парень, шагавший рядом с Шанданьяком, – мой нос чует свеженькую жратву.

Шанданьяк уже успел узнать, что парня звали Скэнк. Заваленный набок корабль за их спинами натужно скрипел шпангоутами и канатами, а птицы – по крайней мере Шанданьяк предположил, что это птицы, – протяжно кричали и возились в сумрачных джунглях.

– Свеженькая, это верно, – кивнул Шанданьяк. Судя по багровым сполохам впереди, запахам и многоголосым крикам, предстоящий обед был, по всей видимости, не просто свеженьким, но еще даже и не пойманным.

Слева над кронами пальм показался округлый скальный выступ.

– Форт, – ткнул пальцем в темноту щербатый спутник Шанданьяка.

– Форт? – Шанданьяк прищурился и различил стены и башню, сложенные из того же камня, что и сама скала. Даже отсюда, с берега, он мог различить проломы в неровной линии стен. – Вы что, выстроили здесь форт?

– Не-а, испанцы. А может, англичане. Они все считают его своим собственным. Не сосчитать, сколько раз он переходил из рук в руки, но когда Дженнинг нашел этот остров и решил основать здесь пиратский городок, там отыскался один-единственный житель – выживший из ума старикан. Англичане считают, что теперь форт принадлежит им – король Георг даже присылал сюда парня с помилованием для каждого, кто перестанет пиратствовать и займется мирным трудом: земледелием или еще чем добропорядочным. Да только и это все не надолго.

Они пробирались между кострами, огибая кучки людей, расположившихся на песке. Большинство из них опирались спинами на бочки и обломки мачт, воткнутых в землю. Люди выкрикивали приветствия новоприбывшим, размахивая бутылками и подгорелыми кусками мяса. Шанданьяк нервно оглядывал освещенные пламенем лица, с удивлением обнаружив, что около четверти населения острова составляли женщины.

– «Дженни» стоит на якоре вон там, – сказал Скэнк, махнув в темноту. – Они уже должны были развести огонь и, если повезло, найти, что бросить в котел.

Земля по-прежнему ощущалась Шанданьяком, как раскачивающаяся под ногами палуба, и, перешагивая через кучу песка, он споткнулся. Джону удалось сохранить равновесие, однако он неловко выбил куриную ножку из рук одной женщины.

Господи Иисусе, в ужасе подумал он.

– Простите… – пробормотал Шанданьяк. – Простите, я…

Но женщина лишь пьяно расхохоталась, схватила другой кусок мяса с блюда, казавшегося сделанным из золота, и что-то неотчетливо выкрикнула на смеси французского и итальянского. Шанданьяк был почти уверен, что она пригласила его заняться любовью, однако сленг был непривычен, да и грамматика изрядно хромала.

– Э-э-э, – поспешно обратился он к Скэнку, восстанавливая равновесие. – «Дженни»?

– Да шлюп же, на котором мы брали ваш «Кармайкл», – пояснил молодой пират. – Ara, – добавил он, вглядываясь вперед, когда они поднялись на гребень следующей дюны, усыпанной мусором. – Они уже поставили на огонь котел с морской водой и даже успели туда что-то кинуть.