Александр Конторович - «Черная смерть». Спецназовец из будущего

Зарулив на стоянку, самолет заглушил двигатели. Смолк их давящий рев, и затих монотонный посвист винтов.

Стукнула открывающаяся дверь, и бортмеханик укрепил на краю люка легкую лесенку. Штандартенфюрер, подойдя к проему, осмотрел летное поле внимательным взглядом и, не торопясь, спустился на землю. Небрежно отсалютовав вытянувшемуся в струнку бортмеханику, он двинулся к подъехавшему автомобилю.

— Хайль Гитлер! Как долетели, господин штандартенфюрер? — встречавший его гауптштурмфюрер Горн, прищелкнув каблуками сапог, выбросил руку в приветствии.

— Хайль Гитлер! Неважно, Генрих. Последние два часа нас нещадно болтало. Я уже проклял тот момент, когда решил позавтракать перед полетом.

— Сочувствую… Мы приготовили вашу комнату, все как обычно. Я полагаю, что ужинать вы будете позднее?

— Скорее всего и вовсе откажусь, мутит что-то. Как профессор?

— С самого утра заперся в экспериментальном блоке со своими…

— Я понял. Вот что, Горн, пусть машина едет за нами следом. Давайте прогуляемся не спеша, благо погода не препятствует.

— Слушаюсь! Один момент! — Гауптштурмфюрер повернулся к сопровождавшим его эсэсовцам и отдал необходимые распоряжения. — Все в порядке, штандартенфюрер, ваш багаж доставят на место.

Кивнув в ответ головой, Рашке двинулся по дороге. Горн последовал за ним. Некоторое время они шли молча. Автомобиль, отстав метров на двести, неторопливо полз по дороге следом.

— Так какие у вас последние новости, Генрих? Как я понял из твоих сообщений, русского ты видел, так?

— Все верно. Как мы тогда с вами условились, я дал кодовый сигнал о состоявшейся встрече. Мы с ним действительно виделись и разговаривали, прямо вот как сейчас говорим.

— И что же так взволновало тебя? Так, что ты попросил личной встречи?

— Я долго думал над моим разговором с русским. И у меня сложилось впечатление, что мы, сами того не желая, прикоснулись к чему-то непонятному. Природы чего мы пока еще не понимаем.

— Что за пессимизм, гауптштурмфюрер? Чего тут непонятного может быть? Ну — диверсант, ну — талантливый, так чего же вам неясно?

— Как вам сказать… Попробую пояснить. Леонову сейчас сорок пять лет, то есть родился он еще при царе и первоначальное обучение прошел еще тогда. Навряд ли это была церковно-приходская школа, как вы полагаете?

— Ну… возможно. И что из этого? Допустим, что он еще из старого состава русской разведки или чего-то подобного. Это что-то сильно меняет?

— Он назвал свое место службы.

— А! Это уже плюс! И из какого гнезда вылетают столь зловещие птенцы?

— Спецподразделение «А» Первого Главного Управления КГБ СССР.

— Это еще что за фирма?

— Не слышал. Я осторожно навел справки у коллег из абвера и у наших спецов — то же самое. Никто ничего не знает о таком подразделении.

— Ну, мало ли что могли напридумывать русские в последнее время. В конце концов, это вообще не наше дело. Подкинем эту информацию ребятам из шестого управления, пусть у них голова болит.

— Со слов русского, это подразделение существует уже давно. И он служит в нем тоже не первый год. Он сказал — почти двадцать лет.

— Тем более! Фитиль от руководства этим парням обеспечен! Прозевать существование целого спецподразделения — за это по головке не погладят.

— Леонов свободно говорит по-английски. И, как я понял, не только на этом языке. Зачем обычному диверсанту такие знания?

— Так… Это новость… Такими кадрами не разбрасываются попусту…

— То же самое я ему и сказал. И знаете, что он мне ответил?

— Что же?

— Что таких специалистов, как он, — много.

Рашке крякнул. Покрутил головой, ослабляя вдруг ставший тесным воротник.

— Ничего себе… Он не сказал сколько?

— Сказал — достаточно.

— Знать бы, каковы его представления о достатке… Черт! Генрих, ты только усугубил мое плохое настроение! Надеюсь, что хотя бы здесь он один такой?

— Исходя из наших данных — один.

— И за то хвала Господу! Кстати, как наши задумки? Удались?

— В полной мере. Он согласился принять от меня консервы и галеты.

— Ага! Я же говорил, что у него плохо с продовольствием!

— По-видимому. Во всяком случае, посланные за ним следом солдаты нашли его место ночевки.

— И что там?

— «Подарки» подействовали. Мы обнаружили там забытый кинжал. Нашли две вскрытые банки консервов из специальной серии. След русского от места ночевки был неровным, петляющим. Совсем непохожим на предыдущий. Потом он, по-видимому, оправился, пошел ровнее.

— Так! До места встречи ему идти еще два дня… За это время он нажрется препарата по самые уши. Профессору об этом ты ничего не говорил?

— Нет. Он вообще со мной не общается. Сильно раздражен на нас всех.

— Черт с ним! Лишь бы его «выпускники» отработали как нужно. Ладно, Генрих, хоть тут ты меня порадовал! Где там автомобиль? Поехали!

Похоже, что немцы все-таки играют в какую-то хитрую игру. Не зря мне сразу же не понравилось слишком уж уважительное поведение Горна. Ну, в плане сигаретами угостить — тут в принципе все может быть. Но вот кормить противника? Нонсенс. Не катит. Вряд ли немец, тем более эсэсовец, будет проявлять подобное рыцарство. Поэтому сразу после выхода из оврага я попер, что твой конь, — только пятки сверкали. Риск нарваться на немцев был, но вариантов других у меня не имелось. Пустят ли они за мной «хвоста»? Я бы пустил. Так что не будем думать, что они дурнее. Возьмем это за аксиому — «хвост» есть. Ну что ж, поработаем на публику. Через несколько часов я остановился и принялся за «художества». Первым делом перекусил из своих запасов. Пустые банки спрятал в ранец. Вес небольшой, зато следов никаких. Кстати, немец у меня его не видел, так что — плюс. Не знает о моих запасах, уже хорошо! Вряд ли ему точно известно, что возил с собой в багажнике их водитель. Потом я осмотрел немецкие «подарки». Банка как банка, ничего особенного. Какие там у них маркировки на консервах были — черт его знает! Я, во всяком случае, не знал. Так что мне эти буквы и цифры не говорили ничего. Распотрошив пару банок, я щедро накормил их содержимым лесное зверье. Авось кто-нибудь да сожрет до утра. Банки отнес к месту своего предполагаемого ночлега и оставил там. Воткнул в дерево кинжал. Не жалко, у меня еще есть. А вот этим после того, как я открывал им «подарки», пользоваться было как-то… стремно… Покатавшись спиной по земле, я изобразил место сна, после чего рванул в ночной лес со скоростью хорошо пришпоренной лошади. Стемнело, так что и не пришлось особенно выеживаться, изображая неуверенную походку. Только под утро, когда ноги уже совсем загудели от усталости, я забылся-таки тревожным сном. Будем надеяться, что разрыв у меня с немцами составляет не менее нескольких часов — времени отдохнуть хватит.