Юрий Корчевский - Пилот штрафной эскадрильи

Механик ПС-84 захлопнул дверь.

Майор уселся рядом с Петром и Михаилом, досадливо крякнул:

— Немного от полка осталось. Ничего, в Казани людьми пополнимся в запасном авиаполку, переучивание пройдем да самолеты на заводе получим. С новой техникой и новая жизнь начнется! Раздолбаем проклятых фашистов!

Михаил обвел лица сидящих:

— Что-то я лейтенанта-особиста не вижу. Иванов засмеялся:

— Соскучился? Забудь, как страшный сон. В Туле он остался. А в Казани к нам нового направят. Это как пить дать! Да еще комиссара!

Майор замолчал.

Транспортник тем временем запустил моторы, вырулил на взлетную полосу и взлетел. Едва набрав высоту, повернул вправо.

Кто-то с интересом смотрел в иллюминатор, кто-то придремал, укачанный ровным гулом двигателей. Известное дело: солдат спит – служба идет.

Пока долетели, отсидели на жестких скамьях тощие зады. В полете еще и болтало изрядно.

Наконец приземлились. Механик транспортника распахнул дверь, и все по лесенке спустились на землю, с удовольствием разминая затекшие ноги.

На стоянке застыли новенькие Пе-2. Живьем их все видели в первый раз. Подошли было посмотреть поближе, однако стоявший часовой отогнал:

— Командир прикажет – допущу к машинам. А сейчас отойдите!

И началась учеба в запасном авиаполку. До одурения изучали материальную часть, а поскольку книг и инструкций еще не было, инструкторы объясняли на пальцах, чертили мелом на доске, водили на завод – на практические занятия в цеха, где показывали узлы и детали будущих бомбардировщиков. Наглядно, однако!

Но вот что шокировало Михаила в первый раз, когда он вошел вместе с другими пилотами в сборочный цех, так это состав слесарей-сборщиков. Мужчин было мало – в основном старики, женщины и подростки. Похоже, молодых и среднего возраста мужчин забрали на фронт.

После посещения сборочного цеха летчики вернулись в казарму в подавленном состоянии духа. Сергей Антоненко, сосед Михаила по койке, стянул сапоги и улегся лицом к Михаилу, задумчиво подперев рукой подбородок.

— Ты знаешь, тезка, как подумаю, что летать придется на самолетах, собранных руками стариков и детей, боязно становится.

Михаил в это время думал о том же и потому согласно кивнул.

В дальнейшем оказалось, что страхи их напрасны. Самолет Пе-2 оказался машиной надежной, скоростной и в бою не подводил. Для истребителей противника он был хуже кости в горле – видит око, да зуб неймет.

Изначально конструктором Петляковым Пе-2 проектировался как тяжелый истребитель, потому и скорость и вооружение имел хорошие. Правда, в управлении был сложноват, особенно на первых порах. Потому как скорости – и на взлете и на посадке – было больше; садился он, например, на 140 километрах. Но для опытного пилота, который знал особенности именно Пе-2, самолет был отменно хорош.

Иванову доставалось сильно. Ему приходилось не только осваивать новую машину наряду с рядовыми пилотами, но и доукомплектовывать – практически заново комплектовать полк. Кроме того, требовалась слетанность экипажей. В бою успех зависит не только от пилота, но и от штурмана, от стрелка-радиста.

Промазал штурман при бомбежке – считай, задание не выполнено. И не соврешь, что попал. Как только бомбы срывались с бомбодержателя, тут же включали АФА, или аэрофотоаппарат. И результаты бомбежки были видны на фотоснимке.

Пе-2 был значительно сложнее, чем СБ: запускался воздухом, приводы шасси, тормозных щитков, триммеров, закрылков имел электрические. Вооружение – спереди у летчика два пулемета, в крыльях – УБС и ШКАС, сдвоенные пулеметы у штурмана и два пулемета у стрелка-радиста – для стрельбы из верхнего и нижнего люков.

Как показал дальнейший боевой опыт, одиночный Пе-2 легко отбивался от пары «мессеров». И переговорное устройство на Пе-2 было, и рация. Правда, ларингофоны неудобные – крупные, пилоты натирали ими шею. Но приспособились: резали на длинные куски – вроде шарфов – парашютный шелк и заматывали ими шею.

Бомбовая нагрузка была 600 килограммов, но приходилось и по 800 брать, и по тонне. И по скорости на горизонтали он «мессеру» ненамного уступал, выдавая 540 километров, а при пикировании – до 720 километров – «мессеры» отставали. И баки протектированные были – не горели свечой, как у СБ.

А вот пары, как у истребителей, оказались неприемлемыми: одиночный Пе-2 мог отбиться от вражеских истребителей и уйти с пикированием. Потому учились летать тройками – звеном. Звено Пе-2 отбивалось от четверки «мессеров», а вот двойка Пе-2 оказалась уязвима – заднего, как правило, сбивали.

В бою летчика защищала бронеспинка – бронестекол не было, а штурман при атаке истребителей погибал часто. Истребитель ведь для атаки заходил сверху и бил в первую очередь по кабине. Таким образом, на фронте выяснилось, что на одного погибшего летчика приходилось по три погибших штурмана и по два стрелка-радиста. Такая вот статистика.

Экипаж Пе-2 состоял из трех человек, а на земле каждый самолет обслуживался механиком, двумя мотористами, оружейником и прибористом.

Упорные занятия продолжались три месяца, за которые пилоты налетали по 50 часов. Штурманы, стрелки, механики и оружейники обучались отдельно.

Наконец настал день выпуска.

Кстати, звания у летчиков в начале войны были самые разные – от сержанта до майора. Это уже после сорок второго года молодые пилоты после авиашкол получали лейтенанта.

Все рвались на фронт – бить ненавистного врага: ведь сводки Совинформбюро день ото дня становились все более мрачными. Враг подходил к Москве, были оккупированы Белоруссия, Украина, Прибалтика. Некоторые пилоты уже имели боевой опыт – правда, не на Пе-2. Летали на устаревших ТБ-3, СБ и прочих.

После «дубового» СБ Михаил влюбился в «пешку» – такое прозвище самолет получил в полках. И с экипажем ему повезло: штурман Долганов Владимир имел боевой опыт еще с финской войны, и в июне-июле успел с немцами повоевать – бомбы в цель клал мастерски. Был он старше Михаила на два года, имел звание лейтенанта и медаль «За боевые заслуги» – редкость в начале войны.

Бортстрелок-радист казанский татарин Галлиулин Равиль, молодой, безусый и безбородый парень в звании сержанта, боевого опыта не имел, но стрелял из пулемета метко и на фронт рвался. Большинство экипажей боевого опыта не имело, чем Иванов был очень озабочен.

На построение в честь выпуска внесли полковое знамя, и конечно же звучали речи. Коротко выступил Иванов, потом – полковой комиссар Ряженцев закатил пространную речь. «Болтать легко, лучше бы он научился летать», — подумал Михаил.

Сразу после построения – праздничный обед, который отличался от повседневного лишь тем, что вместо чая дали компот.