Владимир Коваленко - Против ветра! Русские против янки

И полковник презрительно бросает:

— Мы умрем, но не предадим дело свободы.

Прапорщик Гришин происходит из военнопоселенцев Вологодской губернии, ему этого пафоса не понять. Пожимает плечами: хотите помирать, так помирайте, и бредет по пояс в болотной жиже — к своим. У него еще немало дел на острове. Например, следует непременно навестить позицию Болотного Черта…

— Не сдались? — уточняют у него на сухом песке.

— Не хотят.

— Тогда мы продолжим… Да, не хотите сухие носки, сэр? Для союзников нам ничего не жалко! А что не сдаются, сэр, это даже хорошо. Янки будет занятие — ниггеров вывозить: осторожно, всю ночь. Потом цветных все равно отправят переформировывать, и мы их не увидим с полгода. Вполне достаточно! А возьми вы их в плен, их кормить бы пришлось. Того и гляди нам бы пайки порезали!

Говорливый джонни оглянулся. Полез в подсумок:

— Опять закончились! Парни, ну ссудите еще десяток патронов!

Потери 54-го Массачусетского полка составили около половины личного состава. Полк дождался ночи и ушел на корабли, унеся всех раненых. Убитые остались на поле боя — и содержимое их карманов досталось победителям, которых интересуют не деньги-золото, а бумаги. Может, сыщется что-то важное, даже секретное. Не пренебрегли и проверкой писем из дому. Тут у южан глаза на лоб и полезли.

— Почему он не бросил ЭТО в болото? — недоумевал один. — А если бы попал в плен?

— То Борегару пришлось бы повесить мерзавца! Как жаль, что подонок получил честную пулю… — сокрушался другой.

— Северяне опять запели бы о южных зверствах, — заметил третий, но завершил решительно: — И пусть бы скрежетали!

Наконец письмо, вызвавшее бурю, просмотрел сам командующий. По мере чтения брови Пьера Густава Борегара поднимались все выше — под самый козырек кепи.

«Дорогой, мы каждый час вспоминаем о тебе, с умилением глядя на подарки, которые ты присылал нам в прошлом году! Теперь, когда газеты пишут, что падение Чарлстона неизбежно, стоит, наверное, напомнить, что в серебряном сервизе из Фернандины не хватает некоторых предметов, а жемчужное ожерелье из Сент-Огустина — ты же знаешь, Элиза с ним не расстается — просто требует таких же серег и хотя бы одного кольца! Впрочем, зная твою предупредительность…»

Далекая супруга северного офицера все-таки не до конца доверяла предупредительности мужа. Что именно требуется славной семейке из Бостона, было подробно расписано на трех листах.

— Жаль, что мы не можем повесить мертвеца… Скажут, надругательство над павшим врагом!

Борегар на мгновение задумался. Острый галльский разум, не раз заставлявший менять в ходе боя хорошие планы на лучшие, решение отыскал быстро.

— Джентльмены, стыдитесь. Мы не воюем с мертвыми. Мы не воюем и с женщинами, сколь бы алчны они ни были. Полагаю, мы должны отослать это письмо по адресу. Вместе с должными извинениями по поводу того, что серьги и кольца из ушей и с пальцев наших жен и дочерей по большей части отправились за море, в оплату за оружие и лекарства.

Он быстро набросал несколько строк.

— Доставьте это на почту… Отставить. Доставьте это на почту, но сперва загляните в редакцию «Чарлстонского вестника». Да, слово в слово, и хотя бы на вторую полосу…

Посмотреть места сухопутных боев Алексеев выбрался лишь через три дня — когда телеграф отстучал из окрестностей Порт-Рояла, что большая часть северной эскадры там, принимает уголь и боезапас. А значит, можно дать волю любопытству. Отнюдь не пустому — времени по-прежнему в обрез. Но посмотреть на орудия Блэйкли — оба, что удалось вывезти из Англии до охлаждения отношений, — значит взглянуть в глаза будущему противнику. Если война хоть немного затянется, есть вероятность встретить такие на вражеских броненосцах. Нарезные, высверленные под странный калибр в двенадцать и три четверти дюйма, пушки обжились на возрожденной батарее форта Грегг.

Ну а после, конечно, неизбежное паломничество к поверженному северному титану. Вот батарея с единственным орудием. «Болотный черт» — первая пушка, что разорвалась в августе, имела прозвание «Болотного ангела», так эта куда злей — сбит с лафета подрывными зарядами, лежит на боку. Длинный, вовсе не мортирный ствол. Колумбиада Родмэна, вот что он такое! Разом и пушка, и мортира, и гаубица. Пойманный черт бессильно вытянулся по земле и служит сиденьем полудюжине десантников. Солдаты батальона тяжелой артиллерии в бывшем сером и русские матросы в бывшем белом после боя в болоте почти неразличимы. Разве только последние пока сигары курить не приладились. Вот одного угостили… так крошит ножом себе в трубку. Американцы не возражают — мало ли какие у людей бывают причуды?

Зато против — вновь произведенный прапорщик по адмиралтейству. Собственно, почти подпоручик — представление к ордену заработал. Но в душе остался артиллерийским унтером. Ему вид матроса не при деле — острый нож. Сразу послал человека за краской… зачем, спрашивается? Сам заглядывает в огромное дуло. Матерится внутрь, рассчитывая на эхо. В ответ — тишина.

— Зараза северная… — возмущается и тут же делает противоречивый вывод. — Вот бы такую на наш корабль!

— Нет уж. Для нее «Невский» маловат. И заряды только трофейные… Нет, отдадим на завод.

— Уэртам? — щурится. — Дело, Евгений Иваныч. Пусть переплавят во что-нибудь приличное. Из чего можно убивать не только баб с детишками… Эй, ты зачем черную краску притащил? Не годится! Белую давай или хоть желтую. Ну, господин капитан, скажу вам, не тот матрос пошел, не тот. Только человек море понять успеет — а его назад, в деревню. То ли дело было прежде… Служба была!

— Верю, Пантелеймон Григорьевич. Не было б службы, не держали б Севастополь год… И все же — что вы людей попусту гоняете? Зачем нам краска?

— Да ничего такого, вашбродь, — прапорщик по адмиралтейству ответил на упрек привычно и лишь потом вспомнил, что он теперь тоже офицер. Замялся. Потом повторил: — Ничего такого, господин командир. Просто захотелось трофей чуток украсить. Вот этот оболтус и займется. Что хорошо в нынешнем матросе — грамотные. А кто нет, того учат…

Колумбиада уйдет в переплавку. И лишь стеклянные пластинки дагерротипа сохранят ее — выставленную для обозрения на площади — между портом и заводом Уэрта, как раз на половине дороги. Рядом… а кто только не снимался! Вот самая именитая компания: губернатор с женой, русский посланник — с супругой и без, мистер и миссис Пикенс, генерал Борегар, Алексеев. А к пушке уже прицеплены тали. И в сторонке, вне кадра, рядом с высчитывающим что-то инженером — мисс ла Уэрта. Разобиженная! Чуть-чуть не успела увезти добычу, теперь приходится время терять. А ведь одна такая колумбиада — это пять нарезных семидюймовок. У нее сотни людей и лошадей простаивают…