Владимир Коваленко - Против ветра! Русские против янки

Слово «вы» написано с маленькой буквы… Ну да ничего, Мэллори это писал сам, не диктовал секретарю. Это Роберт Эдвард Ли в состоянии написать короткое деловое письмо на три строки, уместить в нем по комплименту в начале и конце, а ради пущей ясности применить, скажем, время прошедшее, совершенное, продолженное. Увы, в этом воюющем мире всего один такой джентльмен. Ну, есть еще генерал Борегар и кэптэн Алексеев: им английский не родной, а точно выражать отношение ко времени для военного человека очень важно.

— Это кому, молодая хозяйка?

Джеймс никогда не забывает добавить «молодая», чтобы маму не обидеть. А ответить не получается… не выходит даже дышать. Только руки прикладывают нашивки к вороту. Платье как раз серое. Так что — только пришить.

— По мне, красиво, мисс Берта. Только кто же… или до больших столишных жентмунов дошло?

Берта и кивнуть не может по-человечески, только улыбается. Шире, чем положено воспитанным девицам. Да попросту до ушей! В уголках сияющих глаз поблескивает…

Ну, здоровенному черному джентльмену реветь не с руки, если мокроглазая компания нужна — и Эванджелина сойдет. Да и хозяйка поддержит наверняка: говорит, что немецкая сентиментальность требует слез. А радость можно выплеснуть и вполне достойным мужчины способом. Например, выскочить на улицу и побежать по улице с воплем:

— Лейтенант! Мы лейтенант флота!

Навстречу открываются окна, шарахаются экипажи. Подскочит и сопляк из внутреннего охранения. Полиция-то почти вся в армии.

— Эй, ты что творишь?

Получит ответ — на всю улицу — и, ухмыляясь, отойдет в сторону. Какой дурак прикажет слугам радоваться за хозяйку потише? Разумеется, до тех пор, пока эта радость не слишком обижает других белых леди и жентмунов.

Потом Джимс будет говорить, что массе Дэну и массе Раймуну пора становиться капитанами или хоть коммандерами — не только по должности, но и по званию. А то младшая сестренка догнала. Того и гляди обойдет. Непорядок!

Утро встретило Берту головной болью, стаканом красного вина и исполненной укоризны физиономией верной Эванджелины. Что осталось в памяти? Все. Вчера — на ночь глядя — ее понесло представляться адмиралу Такеру. Да, Суровый Джек командует уже тремя броненосцами, и он, конечно, старший морской начальник Конфедерации в городе. Кажется, у моряков было какое-то совещание: по крайней мере, у Такера обнаружился брат и оба других капитана. Потом был ресторан… и она формально ввалилась туда на правах еще одного джентльмена в сером. На деле имелся брат — и хорошо. Нашивки нашивками, а пересуды пересудами. И все-таки — когда-нибудь она заглянет туда одна! Потом… Когда в городе привыкнут. И когда расползется то, что владелец ресторации, верно, рассказывает иным клиентам доверительным шепотом:

— Адмирал — мы с ним были вот так, как теперь с вами! — так вот, адмирал возьми да и скажи мне на ухо: «Питер, сегодня все отлично! Я желаю твоему заведению только процветания. Скажи, пойдет ли ему на пользу револьверная стрельба в зале, кровь и бездыханные тела?»

И ведь правда, так и сказал. Только не на ухо и не так выспренно. А дальше ресторатор рассказывает клиенту, что мисс ла Уэрта теперь — морской офицер, а потому по достойным джентльмена заведениям может ходить одна. И если кто-нибудь решит, что это — повод вести себя недостойно в ее присутствии, — то вот…

Твердая рука командира чарлстонской эскадрой набросала несколько строк. «Настоящим приказываю лейтенанту флота Берте ла Уэрта пристрелить любого, кто вздумает обращаться к ней недостойным леди и офицера Конфедерации образом». Число. Подпись. Круглая печать нашлась у казначея одного из броненосцев.

— Только не убивай слишком уж часто… — проворчал Суровый Джек. Достаточно громко, чтобы все, кому надо — услышали.

А ей и не хочется. Настрелялась! И вообще, ну их, такие гулянки. Нет, было весело. И она отлично помнит, как брат высадил ее около дома — джентльмены отправились продолжать совещание. Она — спать. Но голова все равно раскалывается…

— Джеймс велел подать вам это, мисс Берта. Массе Хорасу всегда помогало.

Стакан красного вина. Каждый глоток чуть щекочет горло. А голова, и верно, стала полегче. Может, потому и хватило сил вытерпеть нотацию. Мол, звезды в петлицах — мужские игрушки, а твое дело — жениха подбирать. Война-то, глядишь, с недели на неделю кончится, а мужчин вернется куда как меньше, чем ушло.

Может, именно поэтому гудящий от удивительной новости завод дождался лишь короткого:

— Продолжаем как обычно… Ничего не изменилось, джентльмены.

На деле — как раз изменилось. Почему-то пониже стала гора бумаг, хватило времени обойти цеха. Что в них делают — неважно. Важно, чтобы на складе продукция не накапливалась. Кто опережает — тех навестить коротко, чуть придержать, напомнить, что Конфедерации нужно сырье, посоветовать внимательнее следить за качеством. Кто отстает — на тех извести времени побольше. Вот и теперь — основные стволы в наличии, стяжки тоже, а насадить одно на другое — не успевают.

И вот — цех с огромной печью, в которой, как индейка в духовке, жарится деталь. Все просто: от жара стяжка расширится, можно будет засунуть в нее ствол. Зато, остывая, сожмется — и стиснет в объятиях казенную часть орудия, да так, что разрывы заряда в каморе будут лишь ослаблять эту силу, а не испытывать ствол на прочность.

Огненный зев велик, страшен, манящ. Заглянуть? Только через толстое стекло. Все оттенки алого… И — вопрос:

— Нельзя ли засунуть в печь несколько деталей сразу? Кажется, она достаточно велика…

Начинается спор. Это хорошо, значит, предположение не безумно. Остается напомнить:

— И учтите — производство я вам снижать не позволяю. Ухитритесь усовершенствовать печь, не прерывая работу. Зато я вам патент помогу оформить. И сразу куплю…

Газеты пестрят радостными новостями: в Гааге коалиции сели за стол переговоров, хотя перемирия пока не заключают. И представитель Конфедерации допущен и ходит на все заседания! Это признание — уже и врагами. Дипломатам Севера пришлось утереться: хлебный поводок мистера Линкольна действует, лишь пока продолжается война. Как только она закончится, Британия получит русский хлеб…

На улицах — улыбки, и только Берта поджимает губы. Пустая трескотня — перелистано. А вот хлопок — это важно! Пусть и некому кивнуть из кресла, за спинкой которого возвышается Джеймс. Хлопок опять упал. В черных рамках — сообщения о гибели русских крейсеров. «Алмаз» — перехвачен французами у берегов Юкатана, «Варяг» — так и не ушел от трех фрегатов возле Цейлона, «Ослябя» ушел от преследователей во льды Гудзонова залива и исчез в белом безмолвии. Вероятно, затерт, раздавлен. Потом найдут вмерзшие в лед доски… Только «Александру Невскому» пока везет. Также в Чарлстон прибыл новый русский клипер с невыговариваемым названием…