Андрей Земляной - Войны крови: Восхождение

Грузовик, что проехался по мне и моей жизни, я и не помню. Помню, как шагнул от ларька на разогретый солнцем асфальт, испуганные глаза мамы и ощущение ее теплой руки, которая с неожиданной силой толкает меня в сторону. Потом что-то заслонило солнце, глухой удар и ощущение полета. А потом легкое движение полета резко сменилось на тягучее и медленное движение. Нет, это было совсем не так, как во сне, когда движение приятно, а картинки, словно из рекламных проспектов. В этот раз все было по-другому. Я не только ощущал себя подвешенным в воздухе, но и видел происходящее так ясно, словно оно происходило на самом деле. Меня затягивало в воронку вместе с густым и тягучим желе. Пока я находился на периферии этого движения. Но я не обольщался — шесть или около того оборотов, и я буду точно в центре.

Движение было медленным и неотвратимым. А там, в центре воронки, туманными тенями ритмично мелькали лопасти какого-то механизма. И я словно знал, что от этого мелькания в конце концов будет мне полный абзац и капец.

Эта мысль заставила меня двигаться в противоположном направлении, но то, что было вокруг, было слишком густым и двигалось неотвратимо. Пометавшись, я то впадал в истерику, то придумывал новый способ покинуть тягучий кошмар. Пару раз я даже пытался проснуться, но от этих попыток становилось только хуже. На какое-то время желе становилось более жидким, что позволяло мне продвинуться на пару метров к краю, но затем что-то происходило, и я оказывался в еще более густом месиве.

В конце концов я так устал, что какое-то время просто безучастно ждал, пока лопасти не перемелют меня, словно кусок мяса. Уже можно было разглядеть отдельные части машины, что втягивала меня в свое нутро, как меня вдруг осенило. Ведь если это мой сон, то я тут хозяин?

Почему-то я не стал делать кисель вокруг меня более жидким. Сразу я сконцентрировался на самом механизме.

Сначала я стал представлять себе, что он вдруг остановился, потом, что стал двигаться в другую сторону. Ничего не помогло. И только тогда, когда я стал представлять себе, что от тяжелой массы, что давит на лопасти, от них потихоньку начинают отваливаться кусочки, дело пошло.

Я сразу сконцентрировался на том месте, где лопасти крепились к оси. Сначала кисель вокруг лопастей стал немного темнее, а затем вообще черным. Не отвлекаясь ни на что, я сконцентрировался, как мог, на проклятой мясорубке, пока с легким звоном не отломилась сначала одна, потом другая, а затем и остальные лопасти.

Проснулся я от яркого света, бьющего прямо в глаза. Проморгавшись кое-как, я оглядел обстановкувокруг. Больничная палата, с кучей каких-то приборов .

Почти сразу же в палату быстрым шагом вошла девушка и остановилась возле меня.

— Проснулся? Вот и здорово. Есть хочешь?

Почему-то я сразу обратил внимание, как она говорит. Быстро, словно боится, что ее перебьют. У нас в школе так говорили, когда хотели, чтобы учитель думал, что они все знают.

И еще…

Она совсем не улыбалась. Даже не делала попытки. Нервно теребила свой халатик, быстро переставляла какие-то склянки и все говорила, говорила, говорила.

Но в отличие от нее у меня с головой было все в порядке. И мне не надо было складывать два и два, чтобы понять, ЧТО именно произошло в моей жизни.

— Мама… Папа… — Я сглотнул, преодолевая сухой ком в горле. — Что с ними?

И мгновенно по сбившейся походке, по испуганному взгляду понял.

Все.

Их нет.

И, уронив голову на подушку, завыл, срывая голос.

Дежурный врач, просматривавший истории болезни, услышал странный, рвущий перепонки звук и, выронив от неожиданности папки с бумагами на пол, кинулся на второй этаж, откуда доносился этот нечеловеческий вой.

И уже вбегая в палату, успел увидеть, как тряпичной куклой валится на пол безвольное тело медсестры и мелкой искристой крупой осыпаются оконные стекла.

Мальчишку, конечно, жалели. Потерять в один день и отца и мать было жутко. Но главврач очень хотел большой красивый внедорожник, на котором так здорово катать медсестер и где есть место для других забав, не глядя подписал заключение о переводе парня в психоневрологический диспансер, в простонародье именуемый «психушкой».

Ушлая сестра покойной затеяла это все с видами на огромную трехкомнатную квартиру в центре Москвы. А имея такие виды, была весьма щедрой.

А парень? Без семьи, протекции и всего прочего, что обеспечивают папа с мамой, был все равно обречен. Если не на иглу наркомана, то на бутылку уж точно.

Муж Вали, клерк из Минздрава, сделал так, что клиника, куда определили Сашу, находилась даже не в другом городе, а в небольшом райцентре, негласно служившем местом ссылки для таких, как он, неудобных пациентов.

Минздрав в бозе почившего СССР развалился, и районные больницы, диспансеры и клиники принимали иной раз столь странные формы, что любого специалиста, будь он хоть светилом с мировым именем, хоть просто старательным выпускником «медина», при попытке разобраться в структуре такого заведения неминуемо хватил бы удар. Отделения, где непонятно кого лечили по непонятно каким методикам, VIP-палаты, в которых новых хозяев жизни выводили из запоев, спецбоксы, где за немалую плату бились в ломке головой об мягкие стены несовершеннолетние наркоманы — потомки состоятельных родителей…

Вот в такой спецбокс по настоянию родной тети и перевезли безучастного ко всему Сашу.

В какой-то степени Сашке повезло. Он оказался изолированным от других пациентов и иных реалий психбольницы. Его просто «передерживали», чтобы сначала взяться за него по-настоящему, а потом, сломленного морально и психически, без помех отправить в интернат для таких же, как он, бедолаг.

А Саша понемногу оживал. Его уже не так мучили кошмары, в которых он убегал от взбесившегося грузовика и безуспешно пытался спасти Папу и Маму.

Таблетки он не пил принципиально. Это еще от папы осталось. Тот тоже никогда не пил никаких лекарств, но, кстати, никогда и не болел. Вообще семья Васильевых была странной с любых точек зрения. Они даже обыкновенный чай никогда не пили. Вместо чая мама Саши заваривала ароматные травяные сборы, которые привозила откуда-то из деревни.

Папа работал где-то в министерстве и часто бывал в командировках. Достаточно редко бывая дома, он всегда привозил из командировок разные вкусности, которые мама и сын с удовольствием поедали.

В эти дни они вместе шли куда-нибудь гулять и обязательно заходили в магазин игрушек.

Иногда заходила тетя Валя. Но мама не очень-то жаловала родную сестру. В основном за то, что та была полной противоположностью маме. Валя обожала сериалы, смотрела «Конюшню-2» и иных тем для обсуждения с сестрой — доктором философских наук, себе не представляла.