Дмитрий Тараторин - Волкодлаки Сталина. Операция «Вервольф»

То, что Николай увидел когда-то в глазницах «запорожца», возникало позже, не в памяти, не во сне, нет, — наяву и предельно отчетливо, часто. В иных ситуациях он ощущал себя уже внутри, а не снаружи, словно бы он не из привычного мира туда заглядывал, а оттуда, из бездны ужаса смотрел на зыбкий, вот-вот готовый рассыпаться цветными стекляшками мир. И каждый раз немыслимым усилием воли он выныривал из вязкого мрака. Лаврентий Палыч предлагал ему туда с разбега прыгнуть.

Кузнецов взглянул Берии прямо в глаза и не увидел их — за стеклами пенсне колыхалась тьма.

— Брезгуешь, значит, — донесся, как сквозь вату, до Николая насмешливый голос. — Я давно в тебе подозрительное замечаю. Ну, гляди, ты сам выбрал.

Девица отбросила салфетку, вороненый ствол браунинга выплюнул пулю.

Мефодий Порфирьевич превратился в такого урода, что и сам не ожидал. Не в том, конечно, смысле, что он на себя в зеркало взглянул и ужаснулся. Не до подобной лирики ему было, когда требовалось срочно в буквальном смысле слова утекать — утекать вместе с канализационными стоками с территории полигона.

Никак иначе вырваться оттуда возможности не представлялось. Мутировать, срочно мутировать — застучало у него в голове сразу после обнаружения пропажи Салима. Другого шанса выжить действительно не было. А жизнь он любил отчаянно, всем своим пытливым умом неисправимого естествоиспытателя. «Ну и что, — лихорадочно соображал он, запершись в лаборатории и дрожащими руками наполняя шприц, — буду познавать природу изнутри теперь, как часть ее. Но часть разумная, ищущая».

Препарат, инъекция которого превратила его в получеловека-полурептилию, еще не был опробирован в достаточной степени. Разработки его велись не по боевой линии, а в рамках программы поиска эликсира бессмертия. Басаврюк Басаврюком, а науке Берия все же доверял больше, чем черной магии. Хотя и понимал, что без нее любые исследования будут тыканьем наобум и вслепую. Вот и информация о том, что доисторические монстры всякие — динозавры и прочие твари ползучие да летучие были изрядными долгожителями, была почерпнута из трофейных гримуаров.

А уж ученым предстояло изучить кости всякой древней сволочи, отрытые зэками в тундре. На их основе и готовились всевозможные снадобья, испытывавшиеся, само собой, на врагах народа. Направление это было для подземных научных светил приоритетным. Однако говорить о каких-то надежных результатах было рановато. Хотя и отмечались вроде бы некоторые вполне обнадеживающие симптомы у испытуемых.

Если говорить о препарате, к которому прибег Петров, то вполне достоверно было известно его мощное, радикально трансформирующее плоть подопытного воздействие. Однако влияние снадобья на психику объекта, подвергающегося мутации, толком изучить не сумели. К тому же профессору пришлось ради достижения максимально быстрого эффекта вколоть себе дозу отнюдь не терапевтическую.

Вот и случилось так, что, к ужасу и омерзению своему, он превратился в чудовище не только физически, но и морально. Уже полчаса академик боролся с непреодолимым искушением откусить пятку бомжу, мирно похрапывающему возле трубы теплотрассы.

Крокодилообразная челюсть Мефодия Порфирьевича подрагивала от вожделения, глаза налились кровью. Он не в силах был заставить себя снова нырнуть в мутный зловонный поток, принесший его чудесным образом преображенный организм в этот тихий закоулок подземного лабиринта. Наконец академик зажмурился и, перестав бороться с волнами захлестывавшего его звериного аппетита, одним движением мощных челюстей отхватил бомжу ногу чуть пониже колена.

Дикий крик ушел гулять под сводами подземелья, а истекающий кровью несчастный, последним усилием воли преодолев ржавые ступеньки и выбив головой металлический люк, рухнул на асфальт Кривоколенного переулка.

Кузнецов был пулей. Он летел по бесконечному вроде как тюремному коридору, ввинчиваясь в плотный, тяжелый воздух. Он слышал заливистый смех вертухаев, похоже, им было забавно наблюдать за ним, неуклюже сверлящим пространство. Но он не видел их, потому что смотреть мог только строго вперед на мучительно приближающуюся цель.

Поначалу это было какое-то расплывающееся пятно вдали. Потом оформилось в человеческую фигуру. Но он летел, конечно, не в фигуру вообще, а конкретно в затылок. На последних его витках голова мишени начала медленно и натужно поворачиваться к нему лицом. «Стоять, мордой в стенку, падла!» — хотелось крикнуть Николаю, но он был нем.

Наконец с каким-то даже ржавым металлическим скрежетом голова повернулась. Кузнецов был пулей, а значит, тормозить не умел. Лицо это было его собственное, и он влетел самому себе в глаз. И стал этим глазом сам и полетел дальше, сквозь стену коридора, и стал видеть сразу во все стороны.

Вертухаи пытались поймать его какими-то гигантскими стальными сачками, но у них ничего не получалось. Словно бы какая-то невидимая могучая рука отбрасывала их, как только они, остервенело хлопая своими перепончатыми крыльями, приближались к Николаю. Злобно матерясь, они разлетались в разные концы беззвездного, черного космоса и исчезали…

Хирург между тем снял резиновые перчатки и вымыл руки. Удовлетворенно хмыкнул, взглянул на Кузнецова, распростертого на операционном столе, и, похлопав по заднице медсестру, вышел.

— Ну, что ж, как говорится, будет жить. Пока, насколько я понимаю. Очень ему повезло, надо отметить. Пуля вошла в глаз, а вышла через висок, так что мозг не задет. Но крови он много потерял, так что допросить его вы сможете не раньше чем через неделю, — заявил хирург ожидавшему его в коридоре офицеру военной разведки.

Вот уже третьи сутки Палач осваивал финансовые ресурсы, выделенные ему бухгалтерией нефтяной компании по приказу Мартиросова. Сам он почему-то задерживался в Москве, но Палач не скучал, городок нефтяников был маленький, но вполне уютный.

Именовался он Муравьенко, в честь сгинувшего в этих местах лет сорок назад геолога. Проживало здесь 10–12 тысяч человек, все так или иначе обслуживали близлежащие месторождения. Имелись культурные центры, например китайский ресторан. Почему именно китайский и посреди тундры, разобраться он не сумел, поскольку, отдыхая в нем, в первый же вечер отхерачил бригаду пьяных буровиков и решил пока там не показываться — хотелось покоя.

Имелась в городке и местная достопримечательность — негр Ванька. В гостиничном кабаке он исполнял песни группы «Бони М». Особенно часто — «Распутин». Так что каждый вечер здесь бушевали дискотеки 80-х.