Жан Распай - Стан Избранных (Лагерь святош)

— Ну, а почему вы здесь? Именно в этом посёлке? Именно в моём доме? — с интересом, как будто даже отстранённо, спросил Кальгюйе.

— А это моя добыча — всё это, — парень повёл рукой вокруг себя широким жестом. — Я послал к дьяволу всё ваше общество ещё тогда, когда оно было живым. А теперь оно сдохло, и я тут промышляю костями. Вот это называется — перемены, чувак! Я тащусь от этого! Всё катится к чертям собачьим! Вы все покойники. Кроме солдатиков, вас, меня и парочки моих друзей тут нет никого на километры вокруг. Поэтому всё тут моё, чувак. Да ты не бойся, дядя, — довольный собой парень ухмыльнулся, как будто невзначай переходя в одностороннем порядке на «ты». — Не съем я тебя, — недавно похавал. Да и вообще, мне нужно немного. И опять же, — всё тут моё. Завтра я встану вот тут, — он топнул ногой, — и пущу их всех сюда. Пусть берут. Я — как король, который отдаёт первому встречному королевство. И это круто! Сегодня же Пасха, верно? Ну, похоже, ваш Христос воскрес последний раз. И он вас не спасёт, как никогда не спасал.

— Боюсь, я не успеваю за вашей мыслью, — вежливо-холодно заметил профессор.

— На этих кораблях миллион народу, и каждый из них — Христос, — захохотал парень. — И первое, что они сделают завтра утром, — они воскреснут. Миллион воскресших Христов! Каждый из них — воплощение Христа! Это же он их создал, так?

— Вы верите в Бога?

— Да пошёл он!

— А как же миллион Христов? Это ваша собственная идея?

— Ни фига не моя, но забавная. В смысле, для попа забавная. Я услышал её от священника. Ну, такой, из работяг, из паршивых кварталов для пролов. Я с ним столкнулся где-то час назад, он бежал мне навстречу, — я сюда как раз поднимался. Мчался, как псих, вниз. Я сначала подумал — он пьян в лохмотья, но нет, — просто спятил. Побежит, остановится, руки кверху задерёт и вопит: «Благодарю Тебя, Боже! Благодарю Тебя!» И опять бегом вниз. Да их тут полно таких!

— Каких?

— Да всяких попов, вроде этого придурка. Слушай, чувак, ты меня напрягаешь. Я не трепаться сюда пришёл. Ты вообще привидение. Как это я тебя вижу? — парень снова заржал, довольный своей шуткой.

— Мне очень интересно беседовать с вами, — признался профессор.

Похоже, искренность этой тирады несколько обескуражила парня:

— Типа, моё гонево тебя прикалывает? — хмыкнул он.

— Неимоверно, — серьёзно подтвердил Кальгюйе.

— Ну, тогда слушай: с тобой всё. Отвянь. Ты, типа, шевелишь пока мозгами и языком, но мне некогда с тобой тут тереть. Давай, вали отсюда!

— Да? — удивился Кальгюйе. — О, позвольте мне только…

— Слушай, чувак, — бесцеремонно перебил профессора его негаданный собеседник. — Ты и твой дом — вы просто какие-то динозавры, блин. Сколько тысяч лет этот сарай тут стоит?

— С 1673 года, если быть точным, — Кальгюйе улыбнулся впервые с той минуты, как заговорил со своим визави.

— Триста лет! Охренеть! По наследству от папочки достался, да? Ну, да. Вы все такие крутые, такие уверенные в себе. Типа, всё будет как всегда во веки веков. Это полная хрень, чувак!

— Возможно. И всё же мне интересно, отчего вы так взволнованы этим. Может быть, вас это как-то касается? Подумайте хорошенько. Вдруг вы по-прежнему один из нас?

— Слушай, заткнись, пока я не блеванул от твоих нотаций! — разозлился парень. — Ладно, допустим, ты получил по наследству нехилый домишко. И что? Может, ты и сам ничего, — не то, что мой старик. Типа, не тупой, воспитанный, и всё такое. Но ты всё равно похож на самодовольную скотину, такой весь из себя. Типа, ты на своём месте. Типа, ты это заслужил. И всё это вокруг — весь твой посёлок, набитый такими же, как ты сам, с вашими двадцатью или сколько там поколениями ваших долбаных предков, на которых вы так похожи. Двадцать поколений ни в чём не сомневающихся, бессердечных уродов. Зачётная родословная, блин! И вот ты — последнее яблочко на яблоне. Ты такой правильный, просто охренеть можно. Вот поэтому я тебя ненавижу. Поэтому я завтра приведу сюда этих ребят с кораблей. Выберу самых грязных и тупых и приведу сюда, в твой дом. Ты для них — ничто! Ты — и всё, что тебе так близко и дорого. Твой мир для них ничего не значит. Они не собираются даже пытаться тебя понять. Они устали, чувак. Устали и замёрзли. Поэтому они разведут костёр и разломают на дрова твою клёвую дубовую дверь. Они засрут твою чистенькую терраску, и вытрут говно с рук страницами твоих книжек. Они высосут твоё вино, стащат со стен всю твою антикварную посуду и будут лазить в неё своими грязными пальцами, соскребая со стенок еду. Потом они сядут на корточки и будут смотреть, как горит твоя изящная мебель. Они порвут твои простыни и сделают себе из них красивую по их меркам одежду. И все твои вещи потеряют смысл. Твой смысл, чувак. То, что тебе кажется красивым, для них уродство. То, что ты считаешь полезным, их насмешит. А то, что тебе не нравится, их вообще не колышет. Всё потеряет цену. Ну, разве что место на полу будет ещё что-нибудь стоить. Вот за него они подерутся, и разнесут тут всё к чертям собачьим. Так что, давай. Убирайся отсюда!

— Только одну минуту ещё. Вы позволите? — кротко попросил Кальгюйе. — Вы сказали, что времени на болтовню и рассуждения не осталось. И всё-таки вы, кажется, с удовольствием преуспеваете в обоих занятиях.

— Я не думаю, чувак. Я тебе объясняю то, что давно уже придумал и решил. Я закончил с раздумьями. Давай, вали прочь, слышишь меня?!

— Последний вопрос, — вкрадчиво произнёс профессор. — То, что они всё разнесут, меня не удивляет. Они ничего не видели хорошего в своей жизни. А почему это так радует вас?

— Почему?! Да потому, что я научился всё это ненавидеть. Потому, что смысл жизни состоит в том, чтобы научиться всё это ненавидеть, вот почему! Ну, хватит. Ты начинаешь бесить меня, дед. Отвали, понял?!

— Конечно, раз вы настаиваете, — кивнул Кальгюйе. — Мне не имеет никакого смысла тут оставаться. У вас светлая голова, хотя и вы и несколько путано всё излагаете. Ваши учителя, надо сказать, постарались на славу. Да-да, я уже ухожу, — профессор примирительно поднял руку. — Только возьму шляпу.

Кальгюйе вошёл в дом и несколько секунд спустя появился на пороге, сжимая в руках дробовик.

— А это ещё на кой хрен?! — удивился парень.

— Ну, как же, — пожал плечами профессор, направляя ствол на гостя. — Я намерен вас пристрелить. Мой мир, скорее всего, не доживёт до утра, и я собираюсь в полной мере насладиться его последними мгновениями. Вы даже не представляете, на что я готов ради этого удовольствия! Я настроился прожить ещё одну жизнь. Сегодня ночью, прямо вот тут. Я думаю, она окажется гораздо интереснее первой. И, поскольку все, кто похож на меня, исчезли, я собираюсь прожить мою новую жизнь в одиночестве.

— Э? — промычал парень, неотрывно глядя на чёрное отверстие ствола. — А я, типа?