Борис Толчинский - Боги выбирают сильных

— Hic abdera… [5] «Вот так глупец…» (лат.) — в отчаянии простонала Фурия и, обратившись ко мне горящим ненавидящим взглядом, изрекла: — Я этого так не оставлю, нет! Ты не обманешь всех, не околдуешь, не испугаешь! Тебя остановлю я. И если будет нужно, я упаду к ногам Божественного Виктора, и он… он снизойдет к моей мольбе!

Я собралась ответить ей, но Клеменция не стала меня слушать. Она ушла, громко хлопнув дверью…

— Ты счастливый, — сказала я Марсу, — и у тебя замечательная мать. Она готова ради сына схватиться с дьяволом самим! Или с дьяволицей. Со всеми горгонами сразу и даже с самой Гекатой.

— Смеешься? А она не смеялась! Я знаю свою мать. Она способна…

— И мне известно, милый, на что она способна. В том состоянии, в каком она ушла от нас, она способна только совершать ошибки! Уверена, наш хитроумный родственник Корнелий еще не раз будет жалеть, что с матушкой твоей связался. Горячностью она ему смешает карты!

Он нахмурил брови.

— Ты не должна была так поступать, София. Та женщина, которую мы выгнали отсюда, — мать моя, а не очередная фишка в твоей игре за власть!

— Если бы она не была твоей матерью, Марс… А что, по-твоему, я должна была сказать ей?! Если она не верит в нашу любовь, разве может она поверить в то, что, отправляя любимого в ссылку, я спасаю его от худшей кары?! Ничего не добьешься, мигая слепому и шепча глухому…

Разве дойдет до нее, если я скажу, что бессмысленно мне виниться перед комиссией Корнелия по поводу Варга, да, бессмысленно, ибо мой дядя в любом случае поставил себе целью растоптать тебя, Марс, за одну лишь твою любовь ко мне! Разве поймет она, что лучший способ увести от тебя месть Корнелия — это позволить тебе исчезнуть, пока страсти не успокоятся?! Увы, мой бог, Клеменция Милиссина это не поймет! Как она может понять такое, если даже наш будущий ребенок для нее не плод любви, а следствие роковой слабости мужчины перед «коварной совратительницей»?! Если уж она слепа настолько, что поверила, будто мой дядя с великой радостью готовится вручить тебе ключи от Палат Симплициссимуса! [6] Т.е. сделать военным министром. А впрочем, он взаправду мог ей это посулить — чтобы потом тебя подставить и с позором выгнать!

— Что меня больше всего давит в этом деле, так это то, что мама не посовестилась войти в сделку с Сатаной и выступить против нас. Но я ее люблю, София, она была не только мамой мне, но и отцом; отца-то я совсем не помню!

— Не говори «была», любимый. Она ни слова не сказала против тебя.

Ты сын ее, был, есть и будешь. Тебе нужно немедленно уехать, как мы договорились…

Марс посмотрел на меня удивленным взглядом и сказал:

— Если я сейчас уеду в ссылку, она накинется на тебя. А тебе и без нее проблем хватает.

— Верно, — улыбнулась я, — нынче у меня проблем так много, что Клеменция не сможет создать мне новые!

Он покачал головой, а затем внезапно сжал меня в своих объятиях…

— Я обожаю вас, — прошептал он мне на ухо, — тебя, моя Психея, и его!

— Не зарекайся, мой Эрот, — игриво заметила я, — там может быть и она!

Марс проговорил, кивнув на мой живот:

— Если это «она», я тоже счастлив. Пусть она будет такой, как ты.

Боги наградили меня самой удивительной женщиной на свете, и я пою тебе, моя богиня: «Tu mihi sola places, nec jam te praeter in urbe Formosa est oculis nulla puella meis»… [7] «Ты одна мне отрада, ослепли для римских красавиц, кроме тебя лишь одной, очи мои навсегда» (лат.) Я подарила Марсу поцелуй и заметила:

— Вот так воинственный бог — не Марс, а Мусагет, коль скоро у тебя на памяти «Элегии» Тибулла! Ну, не предполагала…

— Всегда подозревал, что ты меня недооцениваешь, — рассмеялся он и продолжил: — «Tu mihi curarum requies, tu nocte vel atra Lumen, et in solis tu mihi turba locis»… [8] «Ты утешенье в заботах моих, ты светоч во мраке, ты и в безлюдье пустынь будешь весь мир для меня» (лат.) Если бы на твоем месте был кто другой, я бы присоветовал ему выкинуть белый флаг. Но на твоем месте — ты, и я — с тобой, всегда и всюду! Поэтому я говорю тебе: не отступай, борись, сражайся, и скоро победишь всех недругов коварных!

— Мы победим, — поправила я Марса, — в твоей любви моя победа!..

Незадолго до полуночи Марс меня покинул и поторопился в Эсквилинский аэропорт, чтобы успеть на ночной рейс аэросферы в столицу Сиренаики. Если ничего не случится в пути, еще до наступления нового дня он прибудет в Джоку, и сенатской комиссии останется только хлопать глазами и скрежетать зубами в бессильной ярости; дядя слишком умен, чтобы настаивать на отмене декрета и возвращении Марсия в столицу. В отличии от матери моего возлюбленного, дядя Марцеллин умеет с достоинством принимать поражения; этого у него не отнимешь. Я думаю, завтрашний день дядя потратит, успокаивая чрезмерный воинственный пыл Клеменции Милиссины.

Однако успокаиваться было рано. Едва ушел Марсий, я включила видиконовое зеркало и связалась с бункером разведшколы «Везувий». Как известно, полночь — излюбленное рабочее время моей замечательной подруги Медеи Тамины. Так и есть: она отозвалась сразу.

— Что празднуем? — спросила она меня, увидев знакомую улыбку на моем лице.

— Три хорошие новости, подруга, — ответила я. — Первая новость касается бедняги Марса. Эту головную боль можешь вычеркнуть из нашего списка. Я сослала его в Кефейские джунгли, сторожить черномазых дикарей. Peractum est! [9] «С ним кончено!» (лат.) Вторая новость: по моим расчетам, из-за Марса в рядах моих противников случится серьезный конфликт…

— Macte! [10] «Отлично!» (лат.) А третья новость?

— Третья хорошая новость, Медея, заключается в том, что скоро я тебя увижу.

На лице моей подруги отразилось удивление, и я пояснила:

— Сворачивай свои дела и приезжай в Темисию. Ты думаешь, я позабыла, что десятого января у тебя юбилей? Счастливая ты, подруга, тебе тридцать лет! А мне еще два года мучиться…

— Как с Варгом поступить?

— Бестактной иногда бываешь ты, подруга. Могла бы и не напоминать о том, что мы с тобой скрывали моего врага от моего любовника!.. Ты уверена, что он по-прежнему прячется в пещере Гнипахеллир?

— София! Как мне не быть уверенной, когда его ближайший друг работает на нас!

— Кто еще об этом знает?

— Двое надежных агентов.

— Это очень ценные агенты?

С Медеей мне всегда было приятно разговаривать: мнения своего она не таила, но понимала меня с полуслова.

— Дело будет закрыто, — сказала она. — Еще один вопрос: что с Ромуальдом делать? Если уж дело закрываем, то и его…

— Нет, — отрезала я, — он может нам еще пригодиться. Я хочу сохранить всех: Варга, Ромуальда, Кримхильду, Доротею, Свенельда, Марса, его мать, моего дядю, моего мужа… всех, кто что-нибудь значит! Да, это сложно. Много проще было бы убирать их, одного за другим. Но я так не могу. Это мне неинтересно. Чтобы так поступать, большого ума не надо. А вот заставить этих людей, таких разных, работать на общее дело, на благо нашей великой державы… по-моему, это достойная цель!