Валерий Белоусов - Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага.

Неизвестно откуда нарисовавшийся Ройзман, вертя в руках поднятый сертификат, который Саня в гневе швырнул на снег, с интересом его читает:

— Dieses Produkt ist für den Einsatz bei Temperaturen von plus 50 Minuten bis zwölf Grad Celsius bestimm… Вот, камераден, слышите? minus zwölf! А на дворе аж все минус тринадцать! Разумеется, что никаких гарантий фирма при таких чудовищно низких температурах не дает … [40] В период с 30 ноября по 20 декабря температура днем колебалась от +2 до -7 градусов (по данным дневника финского генерал-лейтенанта Х. Энквиста, командира второго армейского корпуса).

… Спустя несколько (по нашим расчетом, трое. Прим. Переводчика) суток мы все еще оставались практически на месте нашей прежней огневой позиции, где провели свой пока все ещё первый, не слишком удачный бой. Хотя, как сказать! Для нас, может быть, и не слишком, а вот для белофиннов…

Немедленно сменив место расположения огневой (под этим громким именем надо было понимать перемещение на соседнее, чуть меньшее по размерам и чуть более ближнее к дороге заснеженное колхозное поле), как это предписывает канон русского артиллерийского искусства («Сделал дело — вымой тело! Отстрелялся? Немедленно меняй ОП!»), мы было приступили к обустройству огневой и ожиданию дальнейших боевых задач.

Взявшись за топоры, лопаты и пилы, вчерашние зека, они же позавчерашние кулаки, дружно сварганили за одну ночь хоть и не мост хрустальный через матушку-Онегу, но пристойные землянки в один накат.

Смотрю я на русского мужика в сером лагерном ватнике, и понимаю все больше и больше: да сошли ты его в самую Камчатку, он только поплюет на натруженные мозолистые ладони и мигом сварганит себе — барак да баню, охране — казарму и сторожевые вышки, интеллигентным лагерным придуркам — хлеборезку, больничку и КВЧ … [41] Культурно-воспитательную часть, где гужевался, например, «придурок» и лагерный стукач Ветров. Он же классик, включенный ныне, к позору нашему, в школьную программу. И все эти чудеса в решете он делает ведь для начальства, из-под палки… А просто дай ты русскому мужику вольную ВОЛЮ, да не загоняй ты его насилу в колхозный общий хлев! Ведь русский мужик и так заядлый коллективист: все у него делается всем миром, артельно да сообща… Когда ему будет нужно, он и сам добровольно, с удовольствием кооперируется! Эх, мечты, мечты…

Среди прочего мужики оборудовали и штабной блиндаж, чуть просторнее и покрытый уже тремя накатами.

Сидя в нём на истекающем смолой чурбачке, в тот раз сержант Кирдяшкин усердно прочесывал эфир, как вдруг… Подняв вверх указательный палец, он произнес:

— Товарищ командир! Там… вроде про нас говорят!

— Кто говорит? Ленинград? Радио имени Коминтерна? — безмерно удивился я.

— Нет, Radio KLF, Hilsinki, Finland! Вот, перевожу… Вчера в восемнадцать двадцать пять по средне-европейскому времени…русская сверхдальнобойная артиллерия… произвела бесчеловечной жестокости артиллерийский налет на приграничную железнодорожную станцию Оллила…точно, про нас! На которой в этот момент разгружался эшелон с бойцами SS (Охранный добровольческий корпус «Шютц-кор», состоящий на 50 % из крестьян, на 25 % из рабочих, на 10 % из интеллигенции, с добавлением армейских инструкторов в качестве офицеров и унтер-офицеров. Прим. Переводчика) … Первый русский снаряд разорвался у водокачки…

— Карту мне, немедленно! — страшно закричал Вершинин, и затем только азартно ставил на ней точки своим остро, по — генштабовски «лопаточкой», заточенным карандашом.

— Второй снаряд врезался в левый угол станционного здания, разрушив его и убив телеграфиста… Третий снаряд разорвался на перроне, перевернув два железнодорожных вагона и убив восемнадцать шютцковцев… Четвертый снаряд сбросил с рельс паровоз у выходного семафора…(Подлинный случай. После этой передачи, вечером этого же дня русская дальнобойная артиллерия произвела повторный огневой налет, полностью уничтожив станцию! Прим. Переводчика) (Вот оно, торжество гластности! А краснопузые журналисты побоялись бы сообщить своему закабаленному народу ПРАВДУ о войне! Прим. Редактора) (Смотришь и думаешь себе: он всегда такой непроходимый дурак или только по средам? Прим. Переводчика).

Рассматривавший карту Лацис потом еще очень подивился:

— Товарищ Кирдяшкин! А откуда ВЫ САМИ-то финский язык знаете?

— Товарищ майор, да я же урожденный мокшень, ну, то есть по-вашему буду мордвин!

— И что?

— У белофиннов ведь язык очень на наш, мордовский, похожий! Ну, вроде как украинский или белорусский на великорусский! По крайней мере, понять их мне было не особо сложно…

— Похожий язык, значит? Ну-ну…, — недоверчиво хмыкнул чекист.

Короче, «ложечки нашлись, а осадок-то на душе остался»…

Через час довольный Лацис убыл в Ленинград, наказав нам без него не скучать и заниматься боевой подготовкой. Вместе с ним наш обер-лейтенант в специально не заклеенном конверте, дабы согласовать текст с советским цензором, отправил в свое консульство донесение, о своих первых наблюдениях, собственноручно написанное им на двадцати четырех страницах убористым почерком.

Стрелять, понятно, мы пока не могли. Ну, чертов сальник мы из ЗИПа заменили, однако доверия к нему уже не было! Хватит на пяток выстрелов, а дальше что?

Так что, развернув «Наташу» раком, то есть переведя её из походного в боевое положение, КОВ Саня, страшно переживающий, что эта война может закончиться без него, стал зверски гонять вверенный ему личный состав. Лязг затвора и истошные вопли: «Я СКАЗАЛ, СО ЗВОНОМ!!» (Снаряд в камору для создания должной обтюрации резко досылается до соприкосновения его медного ведущего пояска с идущим по стволу орудия нарезом, чтобы «закусило», от чего раздается характерный звон. Вот не пойму, как русские потом снаряд вынимали из ствола? [42] У «практического» снаряда в донце ввинчен специальный крюк, к которому привязан стальной тросик. При тренировке зарядных за этот тросик учебный снаряд и вытаскивают. Пех-х-хота… Прим. переводчика) скоро распугали всех окрестных ворон.

Я же занялся обучением моих разведчиков. Суровые лесные мужики на удивление быстро схватывали науку обращения с артиллерийскими угломерными приборами.

Вершинин в компании замполита Ройзмана, взяв сани, решительно направился на мародерку, то есть в тылы. При этом комбат, изображая отца русского НКВД и лицо, особо приближенное к Лаврентию Павловичу Берии, только сердито хмурился и раздувал грозно щеки.

Результатом их рейда стала добыча подшитых коричневой кожей серых новеньких валенок, крытых белым брезентом полушубков, меховых жилетов и зимних финских шапок, причем все это сокровище не лежало, а пошло валялось огромнейшими грудами возле станционных пакгаузов прямо на снегу…Да что там! Наши обозные лошадки скользили и падали, а камрад Ройзман, с энергией, присущей его племени, мгновенно надыбал где-то из-под снега целые связки зимних подков, с шипами, бесцельно сваленные прямо под откос железнодорожного полотна. Видимо, чтобы освободить вагоны…