Андрей Захаров - Пропавшие без вести

— Сизов! Сивидов! К орудию! Огонь по легким танкам! — крикнув это, Григоров обернулся к расчету орудия. Теперь он понял, обо что споткнулся.

Это было тело Сизова. Сержант лежал на спине. Его лицо было изуродовано и залито кровью. Крупный осколок от снаряда попал ему между бровей, прямо под край каски. Сивидов сидел, скрючившись возле левого колеса орудия и держался руками за шею. Его руки, лицо и одежда были в крови. Осколок от снаряда попал наводчику в сонную артерию, из которой маленьким пульсирующим фонтанчиком била кровь. Возле ящиков со снарядами ничком лежал заряжающий Вдовин. Пулеметная очередь прошила его насквозь.

Андрей увидел, что один из его бойцов, лежа на бруствере, стреляет из карабина по приближающемуся легкому танку. Поняв, кто это, Григоров крикнул:

— Мамедов! К орудию! По танкам из пушки надо, ты же артиллерист!

Солдат обернувшись, посмотрел на него испуганными, ничего не понимающими глазами. При этом бросил карабин и что-то быстро начал говорить на своем языке, показывая на приближающийся танк. Андрей схватил его за одежду и толкнул к снарядным ящикам:

— Снаряды подавай! Мать твою!

Наконец поняв, что от него хотят, Мамедов бросился за снарядами. Григоров припал к пушке: "Эх, черт, доворота не хватает! Надо орудие переставить!". Обернувшись, он увидел, что возле орудия находятся еще двое его людей. Один был контужен и сидя на земле, держался руками за голову, при этом раскачиваясь из стороны в сторону. Второй, молоденький боец, четыре дня назад попавший к нему во взвод из пехоты, поняв сложившуюся ситуацию, схватился за станину, пытаясь передвинуть орудие. К нему на помощь кинулся Мамедов. Григоров, взялся за другую станину. Вместе они смогли передвинуть орудие в сторону двигавшихся вдоль леса танков. Даже не прицеливаясь, посмотрев только направление ствола, Андрей выстрелил из пушки. Первый танк, резко развернувшись на месте, остановился. Снаряд попал ему в задний каток слева. Но он, повернув башню, продолжал стрелять.

Мамедов загнал в ствол новый снаряд:

— Стреляй, командир!

Андрей снова выстрелил. Второй снаряд пробил немцу борт и взорвался в середине танка. Все, с этим кончено. Теперь второй. Услышав лязг затвора, Григоров понял, что пушка заряжена. Немного успокоившись, он начал наводить орудие на второй танк. Танкисты сообразили, что с верхушки холма по ним снова стреляет пушка и открыли огонь в их сторону. Вокруг орудия начала взрываться земля. Контуженный боец упал. Он был убит прямым попаданием небольшого снаряда, разворотившим его грудь.

До танка оставалось не больше пятидесяти метров.

— На, держи, сука!

Пушка от выстрела подпрыгнула и встала на свое место. Снаряд угодил танку прямо в лоб, под башню, прошив его насквозь. Танк замер. И этот готов.

Только вот пехота врага уже рядом.

— Мамедов, картечь!

— Есть командир! Готово!

Выстрел. Снаряд летит прямо под ноги наступающим. Имея поражающую силу по фронту 60 метров, а в глубину до 400 метров, картечь выкашивает как косой всю наступающую цепь противника. Оставшихся в живых немцев, добивают своим огнем наши пехотинцы.

На левом фланге все немцы были перебиты. Вытерев пыль и пот с лица, Григоров посмотрел на дорогу и на право, в сторону второго холма. Левченко оказался молодцом, ему удалось уничтожить Pz-IV. Пока немец наводил свою пушку на позицию, откуда подбили его гусеницу и сделал в ту сторону пару выстрелов, бойцы второго орудия сменили позицию и ударили немцу в левый борт. Танкисты, пытавшиеся покинуть горящую машину, были перебиты очередями из немецкого же пулемета, припасенного старшим сержантом. Пулеметчик, короткими очередями умело добивал, мечущихся по дороге немногих оставшихся в живых немецких пехотинцев. Некоторые из них поднимали руки, но тут же падали сраженные пулями. Пленные нам не нужны. Девать некуда.

Все. Бой окончен. Выждав минуту, Григоров поднялся и оглядел позицию первого орудия. В живых из расчета осталось только двое. Мамедов и молодой боец.

— Как тебя зовут, боец, а то я запамятовал? Сколько тебе лет?

— Петр Петрушкин я, товарищ лейтенант. Месяц назад восемнадцать исполнилось.

— Понятно. Магомет, назначаешься старшим. Приведи лошадей. Наведите здесь порядок. Подготовьте орудие к транспортировке. Собери документы у убитых, потом отдашь. Когда орудие будет готово, расширьте и углубите этот окопчик. Наших похоронить надо.

К ним подошел младший сержант Осипов:

— Как, товарищ лейтенант, живы? А у меня в живых только семеро осталось. Помочь чем?

— Да. Дай людей орудие к перевозке подготовить. Потом надо будет могилу для всех погибших выкопать. Не оставлять же так.

— Есть, командир.

Оставив сержанта с Мамедовым организовывать подготовку орудия и погребение погибших, Григоров, подхватив свой автомат, так и не сделав из него ни одного выстрела, пошел на дорогу, узнать, как остальные.

Так же, как и он, на дорогу стали выходить его бойцы из второго расчета вместе с Левченко и красноармейцы Попова, напавшие на колонну с тыла. Сам Попов шел по шоссе от второго поворота в окружении своих бойцов. Его левое предплечье было наскоро перевязано, но на лице была улыбка. Они встретились у стоявшего на обочине "Ханомага".

— Ну, с победой тебя, тезка! Рад, что ты жив остался! А меня, вот сука, пуля-дура зацепила. Но ничего, заживет. Только шкурку с мясом содрала. Главное, кость цела.

— А кто у тебя так метко стреляет? Сразу офицера и пулеметчика одним выстрелом срезал.

— Есть у меня боец, Будаев. Из Бурятии, потомственный охотник. Да вот он стоит.

Вперед вышел небольшого роста худенький красноармеец. На его круглом лице сияла улыбка, а и так узкие глаза, были еще больше прищурены. Свою винтовку он держал не по-уставному, а по-охотничьи, положив на левое предплечье, правой рукой нежно поглаживал, словно убаюкивал после сделанной хорошей работы.

— Моя, командира, белка глаз бить, чтобы шкурка не испортить. Глаз видна хорошо, блестит от солнца, однако. Не могу по-другому. Привычка, однако.

К ним подошел Левченко с двумя бойцами своего расчета.

— Молодец, командир! Три танка подбил! За это орден полагается. Видел я, как вас немец шинковал. Сколько наших погибло? Как сам себя чувствуешь?

— Четверо погибших. И Сизов, и Сивидов. У пехоты из охранения половина полегла. Оглушило меня малость, контузия небольшая. В груди что-то колет. Вы тоже танк подбили, да еще какой!

Левченко внимательно посмотрел на грудь Григорова, потом ему в лицо и серьезно сказал:

— А ты не хотел крестик одевать. Бог тебя сберег, для мамки. Посмотри сюда, лейтенант!

С этими словами Левченко взял в руки висевший на груди Андрея бинокль и поднес к его глазам. Одна из трубок бинокля была пробита небольшим осколком от снаряда. Осколок застрял в трубке, меньшая часть его выходила с другой стороны. Она то и колола Андрея в грудь, разорвав гимнастерку. На груди у Григорова было небольшое кровавое пятно.