Валерий Большаков - Корниловец

— У-ух! — выдохнули «ангелы небесные».

Корабль затрясся, подлетел, опустился снова и покатил, усмиряя ход, к ангарам и складам, пластавшимся на краю поля.

— Долетели! — пробормотал Томин и витиевато выругался.

Из сборника «Пять биографий века»:

«Есть люди, чьё превосходство не требует доказательств. Вы просто признаёте их главенство над собою, завидуете им, восхищаетесь, но лишь в мечтах пытаетесь достичь того же положения, что и они.

Именно таким — недосягаемым человеком — являлся Генерального штаба генерал от инфантерии Лавр Корнилов.

Он родился в семье простого крестьянина, дослужившегося до хорунжего, [29] Хорунжий — обер-офицерский казаческий чин, соответствующий званию подпоручика в пехоте или корнета в регулярной кавалерии. и казашки. Детство своё Лавруша провёл в большой бедности, зато и Омский кадетский корпус, и Михайловское артиллерийское училище, и Академию Генштаба он окончил с блеском.

Досрочно произведённый в капитаны, Корнилов легко мог устроиться на непыльную службу в лейб-гвардии, но он вышел офицером в одну из артиллерийских бригад в Туркестане. И начались у Лавра Георгиевича такие приключения… Куда там Майн Риду с Киплингом!

Переодеваясь туземцем и рискуя жизнью, капитан Корнилов верхом отправлялся на разведку через границу. Он доставлял начальству фотографии, подробные описания дорог и кроки местности из китайского Туркестана, восточной части Персии и афганских земель. А после японской войны агент Корнилов объездил всю Монголию и Поднебесную.

Началась война Великая — Лавр Георгиевич снова на передовой.

В апреле пятнадцатого года дивизия Корнилова прикрывала Брусиловское отступление в Карпатах, была окружена и почти вся истреблена огнём неприятеля. Сам Корнилов, тяжело раненный, попал в плен к австрийцам — и бежал. Телеграммы о его побеге были разосланы по всей Австро-Венгрии, но Лавр Георгиевич ушёл от погонь и засад, пешком пересёк Румынию и выбрался к своим.

Такой это был человек — единственный, кто по праву мог принять титул Верховного правителя России в её лихую годину и взять на себя всю ответственность за судьбы Родины…»

Привыкая к тверди под ногами, Кирилл подходил к старому, угрюмому двухэтажному зданию, когда-то католическому монастырю, потом Быховской женской гимназии, ныне превращённому в тюрьму. Замшелый забор и ржавые железные ворота рядом со старым костёлом разделяли Большой Мир и тюремный двор.

Мрачные цвета узилища здорово оживляли живописные фигуры текинцев — в белых папахах-тельпеках, в малиновых халатах, с кривыми саблями-клычами у поясов, бойцы Текинского конного полка зорко бдили, оберегая Великого Бояра от линчевателей. Если бы не они, толпа, науськанная могилёвским Советом, растерзала бы «врагов революции».

Текинцы громко переговаривались на туркменском, что лишь добавляло красок в общую картину.

Авинова они узнали сразу и оскалили крепкие белые зубы. Смуглый корнет Хаджиев, больше похожий на испанского гранда, чем на хивинского хана, отдал Кириллу честь.

— Салям алейкум! — закричал смуглый Саид, прозванный Батыром за свою силу и могутность.

— Салям, Саид! — отозвался Кирилл. — Салям, Абдулла! Махмуд, салям!

— К Бояру? — осведомился Саид, сияя.

— К нему, Саид.

Авинов прошёл за ворота и двинулся по гулким доскам тротуара, обносившего тюремный двор, обходя лужи и непролазную грязь.

Ему открылись облупленные стены, пыльные окна в глубоких впадинах с решётками и большой сад, примыкавший к гимназии-тюрьме.

Там стояла угрюмая парочка — Антон Иванович Деникин и Иван Павлович Романовский, а шумный и резкий генерал Марков, Сергей Леонидович, удивительно похожий на мушкетёра, играл в чехарду с Орловым и Кисляковым, тоже узниками генеральского звания. Разгорячась и весело скалясь, он крикнул Романовскому:

— Ваня, иди же сюда! Ванюша!

Иван Павлович не ответил, продолжая беседовать с Деникиным.

— Керенский — предатель родины, — резко говорил он, — трус и болтун. Мне просто нестерпимо видеть во главе государства Российского подобное ничтожество!

Антон Иванович, держа обе руки в карманах, исподлобья глядел на узников и мрачно кивал. Среднего роста, плотный, несколько расположенный к полноте, с небольшой бородкой и длинными, чёрными, со значительной проседью усами, грубоватым низким голосом, генерал Деникин производил впечатление университетского профессора. Грузный и широкоплечий Романовский выделялся особенно крупной фигурой, но вместе с тем ему всегда удавалось одеваться как-то изысканнее других.

— Эй, вы, давайте-ка попрыгаем! — кричал, заглушая всех своим тенором, Марков. — Ну, Ваня, поддержи желание товарищей! Не хотите ли вы с нами, ваше превосходительство? — обратился он к дряхлому генералу Эльснеру.

— Что-что? — не расслышал тот.

— Да попрыгать, ваше превосходительство!

Генерал Эльснер костлявой рукой с папиросой в длинном мундштуке отмахнулся от «озорника». Узники захохотали.

Толкнув тяжёлую деревянную дверь, Кирилл пропустил вперёд даму — очаровательную Ксению Чиж, [30] Жёнам заключённых дали разрешение поселиться в Быхове. Они посещали тюрьму ежедневно (приёмные часы были с 10 утра до 6 вечера). В пределах здания арестованные пользовались полной свободой, из Ставки в Быхов был послан повар, прогулка позволялась дважды в день — сносные условия. по-простому — Асю, невесту генерала Деникина.

Антон Иванович знал Асю с рождения, видел её ребёнком, затем отрочицей, навещал в институте благородных девиц в Варшаве, угощал конфетками, стыдил за следы чернил на белом передничке. Генерал наблюдал, как Ася превращается в хорошенькую девушку, и… решил просить её руки. Ася сказала: «Да…»

— Спасибо, Кирилл! — улыбнулась Ксения. Холмики её щёк поднялись к глазам, смежая их в лукавые щёлочки. — Вы только что приехали?

— Я только что прилетел.

— О, Верховный вас заждался, наверное!

Ксения быстро взбежала по тёмной лестнице, вынимая из муфты бутылку водки. На площадке она столкнулась с Корниловым.

— А ну, — сказал «Верховный» нарочито строгим голосом, — что это у вас, покажите.

Девушка робко протянула ему бутылку. Генерал взял её, осмотрел, улыбнулся снисходительно, как ребёнку, и вернул со словами: