Илья Бриз - Зверь над державой

– Знаешь, Синельников, если бы вот не это, – Берия вытащил из ящика стола какую-то папку и почти швырнул ее на стол, – я бы вообще неизвестно что о тебе подумал.

Так, а это что еще? Компромат?

– Здесь семь, – директор СГБ – на правах зампреда Совмина – рванул завязки папки. Из нее вывалились на стол несколько листков бумаги. – Семь анонимок на тебя. И каждая написана мужским почерком.

Я приметил знакомые зелененькие бланки графологической экспертизы, подколотые снизу к каждой бумажке и высовывающиеся краями из-под некоторых анонимок.

– И в каждой совершенно отдельный эпизод. Ну сколько можно шляться по бабам? И ни одной жалобы на тебя, майор, написанной женщиной. И чем ты их так ублажаешь, что они даже кляузы писать на тебя не хотят?

Странно. Мне почему-то казалось, что все обстоит строго наоборот. Не столько я их, как они меня. Впрочем, замнем для ясности…

– Так вот запомни, Синельников. – Берия собрал все листы обратно в папку. – Это, – перед моим носом потрясли все той же злосчастной папкой, – будет лежать у меня в ящике стола.

Лаврентий Палыч убрал наконец папку обратно в стол, укоризненно посверкал на меня своим пенсне и уже почти спокойным тоном добавил:

– Представление на тебя, майор, за молниеносную операцию по раскрытию и обезвреживанию немецкого шпиона я уже подписал. Но постарайся все же, чтобы больше анонимок на тебя не приходило.

Уже уходя, я своим острым слухом расслышал явно не предназначенные мне слова:

– Совсем еще мальчишка…

Вот так на моей груди появился орден Красной Звезды. А у нашего главы СГБ, оказывается, давно компромат на меня копится. Хорошо еще, что он не стал делать выводы из того, что анонимки только от мужиков. А может, сделал, но не стал озвучивать?…

Регистрацию брака отметили все той же маленькой компанией в небольшом уютном ресторанчике со странным названием «Таверна. У веселого шушпанчика». Викентьев с Катей нашли его совершенно случайно, когда возвращались с одной из нечастых поездок в Санкт-Петербург и свернули с трассы, чтобы перекусить чем-нибудь получше, чем в придорожной забегаловке. Заведение им очень понравилось.

Прекрасная стилизация под средневековье, великолепная кухня и совершенно незаметное обслуживание. Возвращаясь, они долго спорили о названии ресторана. Юрий утверждал, что хозяин – наверняка бывший фидошник, а Екатерина настаивала на том, что он или мистик, или свихнувшийся математик и упоминала при этом почему-то Анри Пуанкаре.

Сначала выпили за здоровье молодых. Затем за будущего первенца. Потом, как положено, за родителей новобрачных, увы отсутствующих. Пригласить их на свадьбу не было возможности из-за секретности. И так за территорию НИИ и бывшего военного поселка приходилось выезжать по чужим документам. Разделения по интересам, как это обычно бывает на таких мероприятиях, у маленького коллектива не произошло. Разговор, как всегда, свернул на рабочие темы. Стали решать, что важнее для СССР, историческое послезнание или современная техника. Победила третья точка зрения, Павла Ефимовича. Он утверждал, что самая главная информация – это возможные пути политико-экономического развития общества.

– Подумайте сами. – Коган сделал глоток «Вдовы Клико» из хрустального бокала на высокой ножке. – Ведь в чем суть западной идеологии? Какую идею стали продвигать в массы после девяносто первого года? Обогащайтесь! Материальная мотивация – самая легко и относительно быстро удовлетворимая. А это же основная причина коррупции, этой, можно сказать, раковой опухоли на нашем обществе.

– Да просто у людей совести нет, – тут же высказался Дима. – Не могут у нас некоторые чиновники без взяток жить.

– Не просто не могут, – добавил Малышев, – не хотят.

– О как, – сделал вид, что удивился полковник, – и куда же у них совесть делась?

– Да и не было никогда, – констатировал Саша Логинов.

– Что значит, не было? – возразил Коган. – Вы, друзья мои, не пробовали задуматься, откуда совесть берется и куда потом девается?

– Берется она от папы с мамой. Как они ребенка воспитают, – тут же сказал Викентьев.

– Правильно, на собственном примере. – Полковник поднял свой бокал и протянул его ближе к молодым. – Вот давайте и выпьем за тебя, Катенька, и за тебя, Юра, как за будущих родителей!

Звон хрусталя поплыл по таверне, заглушая тихую музыку.

– Горько! – тут же потребовал неугомонный Димка.

– Го-о-о-орько! – поддержали остальные.

Катя с удовольствием пересела на колени к мужу, обняла его и затянула поцелуй так, как только смогла. Под аплодисменты она вернулась обратно на свое место, благодарно улыбнулась зрителям и, изменив улыбку на своем лице на донельзя хитрую, посмотрела на Когана:

– Пал Ефимыч, а ведь вы нам так и не рассказали, куда убегает совесть.

– Куда, говоришь, убегает совесть? – переспросил куратор. – Понимаете, ребята, чтобы она не исчезла, у человека должны быть убеждения, какая-то цель в жизни… Если есть, к чему стремиться, если с детства уверен в правильности выбранного пути…И вот здесь-то и всплывают вполне определенные плюсы советской идеологии. Она в СССР начиналась чуть ли не с детского сада. Дедушка Ленин, рассказы о революции, октябрята, пионеры, комсомольцы в школе. Пусть часто топорно, но с формированием в первую очередь нематериальных этических мотиваций у молодежи в Советском Союзе хоть как-то, но справлялись, – Коган помолчал и добавил, – сейчас эту нишу, возможно, смогла бы занять религия, но попам тоже больше нравится обогащаться. В конце концов, церковь – это коммерческая организация между паствой и Богом. Да и много ли сейчас по-настоящему верующих?

– Павел Ефимович, а вы? – спросил Николай.

– Что я? – не понял полковник.

– Ну, вы в Бога веруете?

– Нет, Коля, не верю. Слишком много несправедливости на нашей планете. – Коган опять задумался. – Если бы существовало какое-то высшее существо, то и этика у него была бы соответствующая. И как тогда понимать инквизицию, крестовые походы, гражданские войны и газовые камеры в концлагерях? Детскую смертность, в конце концов? Другое дело, что у меня полно хороших знакомых, которые искренне считают, что Бог есть. Поэтому и уважаю чужие верования. А сам я, Николай, верю в хороших людей, которые помогут и в горе, и в радости.

– Какого х… ты здесь валяешься?! – Трясу в хлам пьяного подполковника за плечи. Не помогает. Так, здесь где-то я видел ведро. Наполняю ржавой водой из-под крана и выливаю на опухшую рожу

– Ты х-хто? – мямлит морда.

– Хрен в пальто! Почему ты, командир полка, в рабочее время пьянствуешь?

– Да па-ашел ты! Да я тебя…

Посылать меня, майора СГБ, оперативника и старшего группы Специальной комиссии контроля? Легенький такой удар кулаком по животу. Подпол мгновенно затыкается и сгибается на койке пополам. Тут же несколько потревоженный желудок начинает извергать из себя прямо на одеяло выпивку и закуску из ассортимента, широко представленною на стоящем у окна столе. Ну и вонь. Выливаю второе ведро на подпола.