Тимур Рымжанов - Руны грома

— Следуйте за мной, — махнул рукой коротышка и стал спускаться, наступая на просевшие доски, которые тут же еще больше наклонились, образуя узкий и шаткий пандус.

Они опять спускались по узким лестницам, буквально протискивались, повернувшись боком через странные арки. Идущий впереди Олай все время оглядывался, к чему-то прислушивался. Звенел ключами, открывая и закрывая очередные двери. Эгиль отметила для себя, что весь путь, каким бы странным он ни казался, на самом деле — простая мера предосторожности. Успевшая заметить на стенах крепости весьма сложные, нагруженные большим количеством железа механизмы, она догадалась, что проемы в стенах, неприметные углубления и узкие колодцы не что иное, как скрытые вдоль всего пути ловушки. Хитроумные устройства, построенные, видимо, самим колдуном, для того чтобы уберечь от посторонних глаз какие-то важные тайны.

Я стоял в этом гулком подземелье, разглядывая покрытые плесенью сырые стены так, будто видел их впервые. А ведь почти к каждому кирпичу в этом бункере, который теперь назывался склепом, я лично приложил руку. Здесь много комнат, явных и скрытых. Отсюда ведут несколько довольно длинных тоннелей за пределы крепости. Умея определять условные метки наверху, можно пробраться в подвал под большой дозорной башней во внутреннем дворе. Но входы были известны немногим. Я сам, пока топтался у памятных знаков неподалеку от деревушки на болотах, где за несколько лет успели вырасти непроходимые заросли, не сразу нашел скрытый под камнем люк. Пробираться в собственную крепость тайком через подземные катакомбы — признаться, не думал, что всерьез придется это делать. В давящих, пасмурных сумерках мир вокруг казался черно-белым. Размытые, нерезкие пятна унылого осеннего пейзажа кутались в хмарь моросящего дождя вперемешку со снежной крупой, так что нырять в темное подземелье было просто избавлением от серой тоски. Яркий свет фонаря, цепляясь за позеленевшую темную охру кирпичных стен, уводил все дальше и дальше в запутанный лабиринт. Метка на стене. Я шарю светом под ногами, ища спусковой механизм ловушки. Один неверный шаг — и вот ты уже в свободном падении оказываешься на дне сухого колодца, где тебя ждет мучительная и долгая смерть. Таких ловушек здесь немало. Даже я не помню, сколько их, просто умею отличать известные метки, чтобы не угодить в капкан.

Наверху скрипнул механизм, блокирующий стальные двери. Я услышал звонкий стук каблуков. Это не Олай. Черемис всегда двигается почти бесшумно, и у него очень мягкая обувь. Мальчишка-переводчик, как я успел заметить, тоже был в войлочных сапогах с колошами из толстой кожи. Значит, это она. Та самая ведьма, которая проделала огромный путь с далекого севера, чтобы встретиться со мной. У нее довольно тяжелый шаг. Я также заметил, что и сама она — женщина довольно властная и сильная. Она не испугалась, когда ее подняли среди ночи и поволокли в склеп к колдуну. Нет, это не смелость, это знания. Мы с черемисом больше часа наблюдали за ней и ее спутниками, лежа на пыльном чердаке над их комнатой. Я видел в ее руках тот самый камертон с вычурно загнутыми кончиками на конце лировидной вилки. Это не может быть случайностью или совпадением. Она пришла не просто так поглазеть на могилу колдуна. У нее есть цель. И, судя по тому, как ведет себя эта уже весьма немолодая женщина, она намерена достигнуть своей цели.

Неяркий отблеск пламени показался на стене возле лестницы. Олай шел первым. Мой друг прошагал вдоль всего склепа и зажег несколько ярких фонарей. Она чуть прикрыла ладонью глаза и встала напротив высеченного из камня резного саркофага. Угадать среди других именно мой гроб было не сложно, я сам почти месяц между делом высекал на нем забавные батальные сцены, очертания континентов, рассеченные меридианами полушария, известные мне навигационные звезды. Глупость, конечно, но в тот момент мне казалось, что это будет интересным посланием для потомков. Но для странной гостьи эти изображения глупостью не казались. Она взяла из рук черемиса свечу и присела на одно колено возле торцевой плиты саркофага.

Я, наблюдая за ней через крохотное, потайное, отверстие в стене, старался отметить для себя, насколько это было возможно, именно ее реакцию на все увиденное. Но ее лицо оставалось непроницаемым, словно маска. Я не отрывал взгляд. До гостьи с севера все доходило очень медленно. Недоумение и просветление одновременно сцепились в ее голове, прежде чем она смогла озвучить свои мысли.

— Госпожа спрашивает, — обратился толмач к Олаю, — кто лежит в этой гробнице?

Черемис молчал. Я дал ему строгие указания не реагировать и не вмешиваться, чтобы не происходило. Не дождавшись ответа, женщина выхватила из рукава короткий кинжал и быстро поддела крышку саркофага, с резким выкриком сбрасывая тяжелую плиту на пол. Дрожащая от напряжения рука с зажатой в пальцах свечой повисла над грудой костей. Она впилась взглядом в лоскуты изодранной, со следами запекшейся крови одежды, в небогатые, тисненые ножны и несколько резных фигурок, выставленных там среди глиняных табличек с моими первыми набросками, чертежами и рецептами.

Теперь не было сомнений в том, что она все поняла. Что лежащие в гробу кости принадлежат кому угодно, но только не мне. Выкрикнув гортанную фразу, женщина повернулась к Олаю, пристально уставившись ему прямо в глаза, а немного испуганный мальчишка-переводчик забубнил, судорожно подбирая слова:

— Госпожа спрашивает, где ключ от врат Валгаллы.

— Передай своей госпоже, что я ее не понимаю.

— Зато я прекрасно понял, что ей нужно! — сказал я громко, открывая дверь в большой зал склепа. — Вот то, что она ищет.

Олай только мельком взглянул на стальной предмет в моей руке. Прежде он видел его не раз и даже помогал, когда я тщетно пытался расшевелить разными способами никчемную железяку.

Юнец толмач, не в силах больше стоять на ногах от переживаний, рухнул на колени и, сгибаясь в низком поклоне, похоже, потерял сознание. Черемис расслабленно оперся о холодную стену, и только странная гостья смотрела на меня, не отрывая зеленых глаз.

На моем лице замерла настороженная улыбка. Я с интересом наблюдал за тем, как в ее тревожном взгляде отражались тени тех стремительных и сумбурных мыслей, что проносятся сейчас в голове. Наконец она взяла себя в руки, убрала обратно в рукав кинжал и спокойно вынула из-за пояса свой камертон, который ее толмач назвал ключом от врат Валгаллы.

— Какой век? — вдруг спросила она на том русском языке, который я основательно успел подзабыть. Его угловатость и сухость с непривычки резанула слух.

— Век? — переспросил я, не очень понимая, что она имеет в виду.