Владимир Коваленко - Кембрийский период

— Ты не дочь Дэффида? — переспросил он.

— Дочь, сэр! — отрапортовала рыжая. Еще и каблуками щелкнула, чем показала, что на ней тоже сапоги, — и, кстати, извольте при обращении ко мне использовать титулование «леди». Сэр.

Цирк этот тянулся уже дня три. Родня полагала, что Немайн так сердится на судьбу. Сама себе напророчила — не минула ее доля Бранвен. Храпунья — и изумительная повариха, три года, как сменившая мать в шефстве над кухней, Гвен ухитрилась простудиться. Июльская жара в сочетании с вишневой водичкой с ледника привели к закономерной ангине, Глэдис превратилась в сиделку, а Кейр еще за неделю до того успел отпроситься в помощь своему клану и жену прихватил. Нанять работников перед ярмаркой — ненаучная фантастика. Своих разодолжили. Одна Эйра со всей работой управиться не могла, Эйлет, как выяснилось, нельзя было на лучный выстрел подпускать к готовке… Бегать с тарелками могла и Сиан, за шеф-повара решил поработать сам Дэффид, не посмевший бросить кухонную команду без присмотра члена семьи — так что Немайн досталась стойка. Наливать пиво — работа нехитрая, до барменских трюков позднейших времен было еще далеко, так что однорукая сида вполне справлялась с работой.

На деле — Клирик восстанавливал вкус к жизни, развлекался, а заодно упрочивал свой статус в качестве дочери Дэффида. Который отнюдь не легко решился на такую наглость. Еще в первый же день, явившись просвещать сиду в клановых делах, хозяин заезжего дома выгнал из ее комнаты запозднившихся посетителей, плотно притворил дверь и тяжело осел на стул всей тушей. Как стул выдержал — непонятно. Впрочем, его наверняка делали в расчете на дурное настроение хозяина.

— Я мог тебя вытащить и без удочерения, — признался он. — Воззвал бы к законам гостеприимства — никто б и не пикнул, а король меньше всех — все-таки он ирландец, для них это свято. Но ты ведь не шутила, когда говорила, что не чужая в этом доме? По-другому у нас в клан не входят. Сердишься на меня?

По правде-то говоря — Клирик сердился. Исключительно за таскание за ухо. Понимал — Дэффид должен был четко зафиксировать ситуацию. Даже подыграл. Но все равно зло брало. Еще и оттого, что прямо назвать причину недовольства после этого самого подыгрыша получалось неловко. А врать не хотелось. Клирик вообще придерживался мнения, что честность — лучшая политика. Потому приходилось молчать и искать нужные слова для нужной правды. И наблюдать, как Дэффид на глазах мрачнеет.

— Опасаюсь, — наконец сказала Немайн, — что ко мне действительно начнут относиться как к младшей, причем вечно младшей. Через годик Сиан меня перерастет. И что тогда? Смею напомнить, что я взрослая воительница с тяжелым характером. Родня из меня еще та. С другой стороны, раз я решила жить жизнью человека, а преосвященный Теодор убедил меня, что это должна быть жизнь мирянки… Я попробую прижиться в твоей семье, Дэффид. Но постарайся не вынуждать меня к напоминанию, кто я. Иначе, боюсь, все прахом пойдет.

Дэффид только кивнул. Поднялся, подошел к двери. И, уже распахнув ее, громко сказал:

— На сегодня, пожалуй, хватит. А завтра мы вернемся к взаимоотношениям нашего клана с другими кланами королевства. Спокойной ночи, дочь. И не беспокойся о пустяках.

Возможно, именно припомнив эту беседу, в горячие дни перед ярмаркой Дэффид и предложил сиде занять хозяйское место за стойкой. Самое почетное из тех что были — и самое полезное для нее. Где лучше узнаешь людей, чем в боевом строю или под хмельком?

Беседа, советы и создание настроения всегда были главной обязанностью стоящего за стойкой представителя фамилии. Для налития пива обычным посетителям, в конце концов, существовали наемные работники. Еще, по собственному почину Немайн повышала человекообразность — тренировалась прижимать уши. Со злости-то получалось само собой. А просто так — приходилось постоянно себе напоминать, что они должны быть прижаты. Иначе немедленно восставали, разрушая всякое подобие прически.

Когда вошел "сэр рыцарь", Немайн праздновала очередную недолгую победу над ушами. Но именно теперь, в разгар веселья, они пробились через короткие пряди, и поднялись над головой, как рванувшиеся в атаку воины засадного полка.

— Дочь моего отца, но не моя сестра — кто это? — риторически вопросила Немайн.

Сэр начал извиняться. Мол, не сумел узнать по описаниям. Еще бы. По описаниям получалась амазонка с огромной дубиной и ударом, что троих на милю сносит. Способная вести поединок три дня и три ночи, как герои легенд. А тут стояла обычная девчушка. С виду очень хилая. Ну и не ожидал рыцарь найти воительницу за стойкой заезжего дома. Не женское занятие, и не воинское.

— К делу, — потребовала сида.

Красный как рак рыцарь перешел к делу — и она чуть не повисла у него на шее.

Сэр рыцарь очень боялся козней фэйри! Поговорил с сэром Кэррадоком, который очень хвастался охранной грамотой от Немайн. И вот — предложил целый золотой за защиту от нелюдей. Который и выложил на стойку. Монета была Немайн незнакома. Взятая на норманнском снаккаре, брошенном на берегу невдалеке от города. Добычу король пожаловал рыцарям по поводу славной победы над норманнами — и был, конечно, целиком прав.

— Нельзя золотом, — сообщила Немайн, — золото металл нечистый… Да у меня и сдачи с золотого нет. Давай серебро! Я ведь не жадная. Так надо.

Серебра у рыцаря не нашлось. А искать по всему городу мену — не было времени. Чего Клирик и добивался — возник дефицит. Оставалось пообещать что-нибудь придумать. Изобразить мышление, подперев лоб кулачком. И, наконец, когда надежда начала оставлять вояку — сказать, что решение, кажется, есть.

Рыцарь воспрял на глазах, когда Немайн очнулась от размышлений и взяла новенький, нескобленый лист пергамента. Разрезала на восемь небольших кусочков. Отцепила с пояса чернильницу. И тонкие руки начали выводить на каждом по очереди: "Настоящим обязуюсь вернуть подателю сего долг в размере одной пятидесятой части серебряной марки, серебряной же монетой весом как солид, либо золотой, весом в восьмую долю солида, в городе Кер-Мирддине, не ранее июля и не позднее августа лета от основания Города тысяча четырехсотого. В случае предъявления сего векселя к погашению позднее указанного срока, вексель будет погашен за вычетом платы за хранение предназначенной к погашению суммы в размере трехсотой части серебряной марки в год. В чем и подписываюсь. Немайн Шайло верх Дэффид Вилис-Кэдман." Восемь раз вот так, девятой же стала охранная грамота. Ни одной кляксы или помарки! А ведь учиться владеть гусиным перышком пришлось совсем недавно. Что значит — месяц делопроизводства.

— Вот, — гордо сказала сида, втянув высунутый от усердия язык, — теперь я разменяю солид на восемь милиарисиев. Одну бумагу оставляю себе. Получится, что одну серебрушку ты мне уплатил. А вот тебе и охранная грамота. Если фэйри будут пугать лошадей, или еще какие-нибудь злые шутки шутить, расскажешь — разберусь. Если будет ущерб — стребую виру. Учти — против сил Ада и злых людей бумага не поможет. Охранная грамота действует год, как написано. Через год, если ты не насолишь народу холмов, продлю. Стой-ка… Заверю.