Андрей Онищенко - Миссия Звезда Хазарии или Око Кагана

Внезапно в голову пришла подлая мысль:

– Пусть будет так. Победителей не судят, но сначала нужно все хорошо взвесить!

– Уходить нельзя. Нужно обязательно брать город! – обеспокоенный происходящим, поддержал Кара-Кумуча Урус хан. – Я могу построить на месте осадные машины, но для этого мне потребуется некоторое время.

– Я полностью согласен с Ата ханом. На стены не влезть, я не сторонник невозможных планов. К сожалению, нужно уходить, – вмешался в разговор Мурта хан.

– Мы тоже так считаем, погибнут сотни, а может тысячи, – почувствовав поддержку, высказывались старейшины и сотники.

– Подождите, не нужно лишних споров, – хитро улыбаясь, произнес Кара-Кумуч. – Отец, я прошу всего лишь два часа. К концу этого срока я либо предложу вариант штурма города, либо соглашусь с вашим мнением и тогда начнем отход.

– Пусть будет по-твоему, Кара-Кумуч, надеюсь, ты знаешь, что говоришь, – голосом, не терпящим возражений, произнес мудрый хан. – Все свободны. Когда солнце начнет клониться от зенита к закату, жду всех здесь на этом месте…

Каменные лачуги селения черны. Каждая из них окружена пустым фруктовым садом и запрятана в каменную ограду. Улиц в селении нет, есть только узкие извилистые проходы между оградами, такие узкие, что в них едва могут разойтись два ишака. Холодный ветер с гор завывает и кружит. Жителей не видно. Кому охота выбираться на такой ветер, да и что делать там, когда чужие воины с севера пришли на эту землю и взяли в плотное кольцо осады город, расположенный у подножья горы. Люди в страхе забились по своим жилищам и ждут, что же будет дальше с Семендером. Выходить наружу без особой нужды опасно, чего доброго вполне можно оказаться на рабском помосте.

Пламя в очаге погасло, нет хвороста, чтобы поддерживать огонь постоянно. Жители селения по очереди держат негасимый источник тепла. Гуль-Бике схватила глиняную чашку и выбежала из дому. Через некоторое время она вернулась обратно, прижимая горячую чашу к животу. Осторожно хватая пальцами раздобытые у соседа горячие угли, она выкладывает их в очаг на заранее приготовленные куски сухого кизяка. Девочка прикрывает раскаленные угли руками, старательно дует на них, до тех пор, пока едкий синеватый дум полностью не окутывает ее голову. Глаза слезятся, Гуль-Бике вытирает слезы руками, размазывая грязь по лицу. Маленький братец, не обращая внимания на происходящее, беззаботно играет сам с собой на грязном глиняном полу в бараньи альчики.

– Смотри, чтоб огонь не потух! – строго говорит ему Гуль-Бике, – я скоро вернусь, я за хворостом.

Холодный ветер дует прямо в разгоряченное лицо. Гуль-Бике быстро бежит по селению, перепрыгивая босыми ногами с камня на камень, и размышляет по пути:

– Где же взять хворост? Далеко уходить страшно, мачеха предупреждала, что вокруг рыщут чужеземные воины. Чего доброго еще накинут на шею невольничью петлю и уволокут за собой.

Селение уже далеко позади. Горный ручей весело бежит по ущелью, русло которого усеяно мелкими обломками скал. Кое-где в колючем кустарнике торчат сухие ветви, но их мало. Гуль-Бике осторожно, чтобы не поранить руки, ломает их и бросает прямо на тропинку:

– Соберу все на обратном пути.

Хвороста нужно много, чтоб хватило на пару дней, чтоб не пришлось больше выходить из дому.

Гуль-Бике обходит нависающий утес, за которым открываются густые заросли боярышника. Прошлогодняя колючка больно впивается в ногу. Девчушка садится прямо на землю, вытаскивает из ноги колючку, размазывает кровь, а сама глазами уже рыщет по кронам деревьев:

– С каждым днем все дальше и дальше приходится ходить за карагачем. Скоро, наверное, придется подниматься на вершину горы, там, на плато его конечно много, но пока туда дойдешь, замерзнешь совсем.

Быстро, с остервенением, девчонка ломала сухие ветви. Она уже тряслась от холода, руки совсем закоченели. Прижимая охапку к груди, Гуль-Бике побежала назад по знакомой тропинке, подбирая на ходу заготовленные сухие ветки. Девочке одиннадцать лет, но она уже научилась думать наперед:

– Теперь хвороста хватит на пару дней, скорее домой.

Гуль-Бике бросает собранные дрова у очага и садится у огня, протягивая по очереди, озябшие то руки, то ноги. Понемногу тело наполняется теплом, и девчушка перестает дрожать. Она беспечно смотрит на горящий в очаге огонь, но голод уже сводит низ живота.

– Нужно поставить на огонь котел. От огня приятно веет теплом. Он отгоняет холод, который проникает сквозь щели между камнями, из которых сложены стены жилища, но, к сожалению нужно вставать.

Гуль-Бике встала на ноги и бросила настороженный взгляд на кувшин. Маленькие слезинки, словно капельки росы, навернулись в уголках ее карих глаз. Кувшин был пуст.

– Снова придется идти на холод, – тяжело вздохнула она и вышла за дверь.

С приходом дождей, всю осень камни падали с той гигантской насыпи, что высилась над селением. Правда эти камни смешались с раскисшей землей и навозом, уходя острыми краями в глубь грунта, но идти босиком было все равно больно. С площадки на площадку, цепляясь за выступы грубо сложенных стен, поднималась к сбегающему с вершины горы роднику Гуль-Бике. Всю дорогу она старалась не уронить большой глиняный кувшин, который она поочередно то ставила на голову, то прижимала к груди, крепко обнимая его еще детскими тоненькими ручками.

Черные волосы Гуль-Бике свалялись и слиплись от грязи. Самой ей некогда их расчесывать, да и не чем. Старый костяной гребень есть только у мачехи, а она не позволяет его трогать. Вообще, мачеха не справедлива к ней. Своему сыну она иногда расчесывает волосы, а ей никогда. Гуль-Бике давно уже привыкла к предвзятому отношению к ней. Мачеха всегда кричит на нее за малейшую провинность, а иной раз, так отходит хворостиной, что на спине остаются кровавые рубцы. Девчушка ни капельки не удручалась по поводу грязных слипшихся волос:

– Ничего страшного, придет лето, вода в роднике прогреется на солнышке и я смогу вымыть себе голову, – думала в этот момент она, поднимаясь к роднику.

С гор дул пронизывающе холодный ветер, который протягивал насквозь холщовую рубаху Гуль-Бике. Ее грубое мешковатое платье походило больше на черепаший панцирь. Это платье мачеха справила в начале весны. Поначалу на ее шее и в области подмышек, от соприкосновения с грубыми необработанными краями, образовались раны, но чистый горный воздух был целителен, и вскоре, на их месте образовались рубцы, напоминающие чем-то мозоли.

Гуль-Бике добралась, наконец, до родника. Встав на большой плоский камень, охваченный бурлящей пеной от ниспадающего потока воды, она наклонилась и подставила под струю кувшин. Через мгновение вода закипела у самого горлышка, едва не вырывая тяжелый сосуд из рук девчушки. С трудом она подняла его на плечо и отправилась в обратный путь.