Андрей Онищенко - Миссия Звезда Хазарии или Око Кагана

– Кто здесь?

Урус хан молчал потрясенный неожиданным окриком.

– Эй, кто там внизу? – еще громче раздалось сверху.

Голос показался знакомым Илье.

– Интересно, кто еще мог придти ночью на могилу Ай-наазы накануне тризны? – подумал он и стал быстро подниматься наверх.

– Урус хан? Что привело тебя сюда?

Потрясенный Ата хан шагнул навстречу, в изумлении вглядываясь в лицо неожиданного гостя.

– Как видишь, мудрый хан, – тихо ответил Илья.

– Садись! – произнес старик, указывая место на скамье, – не думал я, что еще кто-то придет сюда этой ночью. Зачем ты пришел?

Урус хан молчал. Он просто смотрел на могильный холм, затем поднял голову и посмотрел в глаза Ата хана.

– Я пришел сюда, чтобы поклониться праху Ай-наазы.

– Почему ночью? – удивленно произнес Ата хан.

– Сегодня на рассвете, я с передовым отрядом отправляюсь в поход.

– Уйдешь в поход, не справив тризну? – еще больше удивился старый хан.

– Время не ждет. Скоро начнется сезон дождей. Так мы решили промеж себя с Кара-Кумучем и Мурта ханом.

– Ну, что же, возможно вы и правы. Посиди немного со мной.

Старый хан умолк и, не отрываясь, глядел на могильный холм. Молчал и Илья, погруженный в свои мысли. Время тянулось медленно, но до рассвета было уже не далеко.

– Прости, Ата хан, но мне пора, – поднимаясь с лавочки, произнес Илья.

Старый хан уныло кивнул головой.

– Ты храбрый воин, Урус хан. Знай, походы и кровавые сечи разгоняют тоску и печаль. Лучшее лекарство это время. Иди, люди ждут тебя.

Урус хан исчез в темноте, а безутешный отец, молчаливый и задумчивый, опять в одиночестве опустился на колени возле могилы дочери. Наконец, он оторвался от созерцания, поднял голову и посмотрел на звездное небо. Мысли его опять перелетели в прошлое: родная степь, милые сердцу пастбища и родная дочь, которая спешит как и прежде на встречу отцу… Но не одной любовью живет человек. Горе скорбящего отца безутешно, но кроме этой родительской любви в жизни существует еще и долг перед своим народом, который нужно выполнить до конца во чтобы-то не стало. Мудрый хан, безусловно, понимал это. Оторвавшись от могильной земли, он поднялся с колен и отряхнул землю. Еще немного постояв, он резко развернулся и медленно направился вниз.

Было утро, восток едва розовел, белые облака пышными коврами плыли по небу. Первые лучи солнца, нежным румянцем, заливали их бока и золотили средневековый город Семендер, а глубокая лазурь бескрайнего моря, безмятежно сверкала. Казалось, что древний город еще не проснулся, его окружала пелена сна, но это было только видимостью. Земли Абескунской низменности еще не были поглощены войной. Там, где между горами и морем стоял древний Семендер, и возвышались крепкие стены Анжи-крепости, царил покой. Там, как и многие века назад, серебрились родники, сбегающие с высоких гор и благоухали сады. Но сама крепость, где всегда звенели людские голоса, была погружена в тишину, ибо ее обитателей тревожили последние вести с северо-запада. Все чаще размышлял наместник провинции, Фархад Абу-Салим, о смысле вечной жизни, о желанном наследнике и о счастье горячо любимой дочери.

Ему не спалось в эту ночь. Наместник встретил долгожданное утро на каменной террасе Анжи крепости. Отсюда еще не ушла ночная тень, было прохладно, воздух был насыщен капельками мелких водных брызг, которые ветер приносил со стороны Абескунского моря. Фархад держал руку на рукояти дорогого кинжала заткнутого за пояс.

– Звезда Хазарии! – тихо прошептал он, с любовью и гордостью глядя на кристалл, вставленный в основание рукояти.

Наместник залюбовался причудливой игрой солнечных лучей на гранях камня. В этот момент казалось, что он спал наяву, но это был вовсе не сон. Фархад Абу-Салим просто погрузился в ведения прошлого. Лицо его было неспокойно, ибо он видел недавнюю смерть иудея… Вспышка! Палач Мамед накидывает на шею пленного иудея шелковый шнурок. Он действует по его, Фархад Абу-Салима приказу. Побагровевшее от натуги лицо тархана, язык высунут, глаза вываливаются из орбит и голос, ироничный голос со стороны, принадлежащий иудейскому мудрецу: "К сожалению ты не получишь ничего, Фархад Абу-Салим, кроме моей звезды Давида и старого хромого ишака!".

Вздрогнув, он очнулся. Перед глазами все еще мелькал образ Завулона, шепчущего окровавленными губами страшные слова. Едва переведя дыхание, наместник Абескунской низменности с горечью подумал:

– Сколько же этот кошмар будет продолжаться? Такое нужное мне золото находится где-то рядом, но где оно?

Ответа на эти вопросы не было и Фархаду оставалось лишь углубиться в созерцание скалистых гор, позолоченных лучами восходящего солнца.

Между колонами террасы возник чей-то силуэт. Правая рука наместника, Темиш-паша, только что вернулся из северных земель и спешил поведать своему повелителю свежие вести, принесенные из степи. Однако, Фархад Абу-Салим не стремился начинать разговор первым. Он окинул Темиш-пашу хмурым внимательным взглядом, удивляясь тому, насколько быстро тот вернулся назад.

– Приветствую тебя, Темиш-паша, – выдавил из себя, наконец, наместник, – рад вновь видеть тебя.

– Увы, мне придется омрачить твою радость, Фархад. Я привез печальные известия из степи. Фейзулла и его воины погибли. Дикие племена кипчаков двинули из степи свои юрты в наши земли и пересекли границу.

– Я уже знаю! Голубиная почта быстрей тебя, Темиш. Вчера вечером я получил послание от Фейзуллы. Мой дальний родственник был выдающимся полководцем и верным подданным. Впрочем, теперь уже не важно, надеюсь, его душу принял Всевышний!

Фархад Абу-Салим, сложил руки и принялся читать молитву. Когда святые слова иссякли, на террасе повисло тягостное молчание. Наместник Абескунской низменности вспоминал своего друга, Фейзуллу, а Темиш-паша подбирал слова, чтобы рассказать о том, какие вести заставили его так быстро вернуться назад в Анжи крепость.

– К моему глубокому сожалению, гибель Фейзуллы и его людей не самое страшное событие, Фархад. В наших северных землях творится измена, хаос и неразбериха, – собравшись с храбростью, произнес он.

В глазах Фархад Абу-Салима явно читался вопрос:

– Ты лжешь или я ослышался?

Казалось, если наместник не напуган, то он сильно удивлен.

– То, что предрекал иудейский мудрец, свершилось, – мыслил вслух Фархад, – степные племена и хазары подняли головы. Если кипчаки пойдут дальше и доберутся до стен Семендера, мне не отстоять его.

Темиш-паша лишь кивнул в ответ головой, ибо слова здесь были излишними.

– Нужно поднимать всех, кто может держать в руках оружие. Нужно собирать побыстрее наемное войско, нужно на корню подавить бунт. Слышишь, Темиш, немедленно займись этим.