Харуки Мураками - 1Q84. Книга 3. октябрь-декабрь

Глава 16 . Усикава

Способная, выносливая и бездушная машина

На следующее утро, как и накануне, Усикава пристроился у подоконника и через щель в шторах и дальше вел наблюдение. Из дома выходил, казалось, вообще почти тот же самый состав людей, который вчера вечером вернулся домой. Их лица все еще были мрачные, а спины ссутулившиеся.

Видно, они чувствовали себя усталыми уже тогда, когда новый день еще только-только начинался. Среди этих людей Тэнго не было. Однако Усикава, то и дело нажимая на затвор фотоаппарата, снимал лица каждого человека, проходившего в поле зрения. Пленки он имел достаточно, а успешное фотографирование требовало практики.

Проследив за основной массой людей, которые с утра отправились на работу, Усикава вышел из дома и зашел в ближайший телефон-автомат. Набрал номер подготовительной школы в Йойоги и попросил позвать Тэнго. Женщина, которая взяла трубку, сказала, что Кавана-сенсей десять дней назад взял отпуск.

- Из-за болезни или по какой-то другой причине?

- Нет. Поехал в префектуру Тиба в связи с плохим состоянием здоровья кого-то из родных.

- А когда вернется, не знаете?

- Мы его об этом не спрашивали.

Поблагодарив женщину, Усикава положил трубку.

Среди родных Тэнго значился только отец, бывший сборщик абонентской платы «NHK». О матери Тэнго все еще ничего не знал. По данным Усикавы, отношения Тэнго с отцом никогда не были хорошими. Тем не менее, чтобы присмотреть за больным отцом, Тэнго отпросился с работы на более чем десять дней. Это было нечто непостижимое. Собственно говоря, почему его отвращение к отцу так быстро ушло и отношение его к нему изменилось? Интересно, какая у отца болезнь и в какой больнице префектуры Тиба он лечится? Это можно было бы расследовать, но в таком случае пришлось бы терять полдня и таким образом прервать наблюдение за квартирой Тэнго.

Усикава колебался. Если Тэнго выехал за пределы Токио, то наблюдение за теми, кто входит в дом, утратило всякий смысл. Возможно, было бы разумно бросить наблюдение и начать поиски в другом направлении. Скажем, узнать адрес больницы, где лежит отец Тэнго, или еще немного углубиться в биографию Аомамэ. Познакомиться с ее университетскими однокурсниками или служащими фирмы, где она работала, и поговорить с ними лично. Может, удалось бы наткнуться на некие новые следы?

Однако после недолгого раздумья Усикава решил и дальше следить за домом. Потому что, во-первых, если бы прервал слежение, то испортился бы только рожденный жизненный ритм. Пришлось бы еще раз начинать все сначала. А во-вторых, последствия поиска больницы и знакомых Аомамэ вряд ли стоят затраченных немалых усилий. На собственном опыте Усикава убедился, что его личные расследования хоть и дали какие-то результаты, но, как неудивительно, никуда не вели. В-третьих, его интуиция настоятельно требовала, чтобы он отсюда не уходил. Спокойно сидя, надо внимательно, никого не пропуская, наблюдать за теми, кто проходит через двери дома. Так поучала простая интуиция, издавна содержавшаяся в сплющенной голове Усикавы.

«И дальше наблюдать за этим домом независимо от того, есть ли в нем Тэнго, или нет, - рассуждал Усикава. - Пока Тэнго вернется, я запомню лица всех, без исключения, жителей, которые ежедневно заходят в дом или выходят из него. Если я узнаю, кто в нем живет, то, естественно, с первого взгляда узнаю чужака. Я - плотоядное существо. А оно должно быть очень выносливым. Слиться со средой и обеспечить себя разнообразную информацию о жертве ».

Примерно в двенадцать, когда был минимум людей, входивших в дом и уходивших из него, Усикава вышел во двор. Чтобы хоть немножко замаскироваться, натянул на голову вязаную шапку, а шею обвил шарфом до самого носа, и все равно его внешний вид привлекал к себе человеческие взгляды. Вязаная бежевая шапка на его большой голове была подобна грибной. Зеленый шарф казался ужом, что обвивался вокруг шеи. Никакой скрытности Усикава этим не добился. Кроме того, шапка и шарф совсем не подходили друг к другу.

Усикава зашел в пристанционную фотомастерскую и проявил две фотопленки. Затем в ресторанчике заказал гречневую лапшу с рыбой, зажаренной в тесте. Он давно уже не кушал горячего блюда. Лапшу с рыбой съел с большим аппетитом и до последней капли выпил бульон. Справившись с едой, почувствовал в теле столько тепла, что даже вспотел. Опять напялив на голову вязаную шапку и обмотав шею шарфом, Усикава пешком вернулся в квартиру. А потом, покуривая сигарету, разложил на полу распечатанные фотографии. Сравнил между собой людей, которые вечером вернулись домой, с теми, что утром вышли из дома, и фото с похожими лицами составлял вместе парами. Чтобы легко запомнить, каждой паре давал соответствующее имя, записывая его на фотографии фломастером.

Когда утром все ушли на работу, у входа в здание почти не было видно его жителей. Парень, похожий на студента, с сумкой через плечо торопливо вышел из дома в десять утра. Вышли также старик лет семидесяти и женщина лет двадцати пяти, но они оба вернулись обратно с пакетами продуктов, купленных в супермаркете. Усикава сфотографировал и их. Перед обедом прибыл почтальон и разложил корреспонденцию в почтовых ящиках на входе в дом. Приехал курьер с картонной коробкой в руках, зашел в дом и через пять минут вышел на улицу с пустыми руками.

Ежечасно Усикава отходил от фотоаппарата и в течение пяти минут делал разминку мышц. Наблюдение, увы, прерывалось, но избежать этого, работая в одиночку, было невозможно. Важнее задача состояла в том, чтобы не переутомиться. Длительное пребывание в одной позе ослабляло мышцы, в в случае чего, ему нужно будет быстро реагировать. Усикава, умело шевеля руками и ногами, наполнял силой свое неуклюжее тело, словно Дзамудза [16], ставший букашкой, и как только мог, разминал свои мышцы.

Чтобы не заскучать, он слушал в наушниках местную радиостанцию на средних волнах, утреннюю программу, рассчитанную на домохозяек и пожилых людей. Участники передачи сыпали избитыми шутками, взрывались бессодержательным смехом, высказывали глупые, банальные мысли, знакомили с музыкой, от которой хотелось заткнуть уши. А также громко рекламировали товары, которые никому не нужны. По крайней мере, так казалось Усикаве. Но все равно ему хотелось слушать человеческую болтовню. Так как испытывал на ней свою выносливость. И для чего это люди производят такие ерундовые программы и с помощью электромагнитных волн распространяют по стране?

Впрочем, разве он сам, Усикава, участвует в особо благородной, продуктивной работе? Сидя в дешевой квартире и, спрятавшись за шторами, украдкой фотографируя людей. Разве он имеет право свысока критиковать чужие действия?