Алексей Евтушенко - Отряд; Отряд-2; Отряд-3; Отряд-4

Впрочем, электричество горело.

Но от этого все выглядело еще безрадостней, поскольку в окна уже вовсю сочился рассвет, и смешение ночного электрического света со светом утренним и естественным придавало помещению фантастически неуютный вид.

Впрочем, все оказалось не так плохо, поскольку за столом обнаружился почти совсем трезвый друг Хельмут в компании с початой бутылкой коньяка и сигаретой.

– Доброе утро Красной Армии! – поприветствовал он товарища, чуть оторвав рюмку от стола. – Докладываю. Личный состав дрыхнет без задних ног после трудов сладких и праведных. Я же, как и положено командиру, на боевом посту.

– Привет, – поздоровался Александр и поразился качеству своего голоса. Оказался голос одновременно хриплым, сиплым и скрипучим.

– Присаживайся, – несколько кривовато усмехнулся Дитц, наливая Велге коньяк в первую подвернувшуюся и на первый взгляд относительно чистую рюмку. – Самое время выпить глоток–другой, выкурить сигарету, побеседовать и снова лечь спать. Тогда есть шанс, что вторичное пробуждение не будет таким страшным.

– Все–то ты знаешь, – пробормотал Александр, усаживаясь рядом и неуверенно принимая рюмку. – Ты думаешь, надо?

– А когда было не надо? – задрал на лоб белесые брови Хельмут. – Надо, можешь не сомневаться. Поверь уж старому фронтовику–отпускнику… – он ополовинил рюмку, повертел ее в руках и поставил на стол. – Да, точно. Я все не мог подобрать определения своему состоянию, а теперь понял. Я же в отпуске! В коротком заслуженном отпуске, который скоро кончится, и снова на передовую… Ты был когда–нибудь в отпуске?

Велга выпил и покачал головой, – Только по ранению. А так – нет, ни разу. Это только у вас, в вермахте, а у нас… – он махнул рукой. – Какой там, на хрен, отпуск!

– Ну да, я и забыл… Значит, тебе не знакомо это состояние. Ранний рассвет, а ты сидишь в борделе и дуешь коньяк. И тебе хорошо!

– Почему в борделе? – удивился Велга.

– Потому что, когда я нахожусь в отпуске, то всегда посещаю бордель, – любезно пояснил Дитц. – Во всяком случае, пока есть деньги.

– Как–то это… того… нехорошо, – высказал свое мнение Велга. – Бордель… Это ведь публичный дом, да? Там, где за деньги торгуют… любовью?

– Именно, – Хельмут явно забавлялся. – Только не любовью, а просто телом. Женским. Впрочем, у вас, в России, насколько я знаю, борделей нет, и это значит, что тебе меня все равно не понять. Но я попробую объяснить. Вот скажи, что ты делаешь, когда тебе хочется женщину?

– Какие на фронте женщины? – пожал плечами Александр. – У меня, знаешь ли, если не считать сегодняшнего дня, последняя женщина была как раз в новогоднюю ночь.

– М–м… ладно. Но ведь война не так уж и давно началась. До войны, что ты делал в подобных случаях?

– Слушай, ну тебя к черту с такими вопросами! Даже неудобно как–то. Ну, старался познакомиться с какой–нибудь симпатичной девушкой. На танцах, там, или еще где–нибудь.

– Правильно. Только все подобные знакомства могут прямым ходом привести тебя в церковь.

– В какую церковь? – испуганно спросил Велга.

– А, я и забыл… Ну, к браку. К женитьбе.

– А что плохого в женитьбе?

– Да ничего. Но не будешь ведь ты меня уверять в том, что жениться нужно на всех, с кем переспал? Жениться один раз нужно. И вот ситуация. Я еще никого не полюбил настолько, чтобы жениться, а женщину мне уже хочется. Что делать? Я иду в бордель. А ты знакомишься с кем–нибудь на танцах. А девушка, с которой ты познакомился, потом страдает, потому что жениться тебе на ней совсем не хочется. Тебе не кажется, что моя позиция честнее твоей?

– Хм, – Александр потянулся к бутылке и налил себе и Хельмуту. – Как–то я, знаешь, не задумывался над этим вопросом. Но все равно. Проституция – это плохо.

– Почему? – не отставал друг Хельмут. – Будь любезен объяснить.

– Потому что постель – это часть любви. И очень значительная ее часть. А проститутки этой самой частью и торгуют. А такие как ты эти услуги покупают. Обоюдная вина получается. Это как взятка, понимаешь? Виноват и тот, кто берет, и тот, кто дает. Одинаково.

– Очень интересно, – Дитц уже ухмылялся во весь рот. – А что же ты, такой принципиальный, сегодня спал с этой самой проституткой?

– Чт…кх! – Велга поперхнулся коньяком и непонимающе уставился на Хельмута.

Глаза обер–лейтенанта блестели лукавым голубым блеском.

– Да, мой друг, – скорбно покивал головой Дитц. – как это ни печально, но мы с тобой сейчас в самом настоящем борделе. И будь я проклят, если этому не рад, – впервые в жизни мне не пришлось в нем платить!

И он отрывисто и гулко захохотал.

Сигнал срочного вызова застал Первого заместителя Председателя Мирового Совета Фернандо Мигеля Арегу в сортире. Это был старый добрый, сколоченный из досок сортир, стоящий высоко в баскских горах неподалеку от хижины, в которой Арега всегда проводил свой отпуск.

Когда этот самый отпуск ему выпадал.

Если не считать сверхскоростного флаера, уткнувшегося обтекаемой мордой в самый край крохотной посадочной площадки перед хижиной, во всей округе в радиусе полутора десятков километров не было ничего, даже отдаленно напоминающего о том, что человечество давным–давно изобрело электричество и даже поселилось на других планетах. Потому что электричества тут отсутствовало. Был аккумулятор во флаере и батарея в телефоне срочного вызова. И все. При необходимости, Первый заместитель Председателя Мирового Совета пользовался керосиновой лампой, чистую воду брал в ручье, что бежал ниже по склону, в сарае хранился изрядный запас дров, а продуктов ему обычно хватало тех, что он брал с собой. Кроме вина и сыра, которые Арега покупал у пастухов. Местное вино не отличалось изысканным букетом, но это было вино его юности, и Фернандо пил его с удовольствием. Он любил эти места за медленное, почти незаметное течение времени, за неотличимые друг от друга дни и ночи, за те мысли, которые приходили ему в голову и те чувства, что посещали его душу в этих древних и вечных горах.

Сигнал не умолкал.

И так всегда, обреченно подумал Арега, вытаскивая из нагрудного кармана ненавистную трубку, почему обязательно в сортире? Он выслушал пятиминутное сообщение, бездумно разглядывая сквозь дыру в доске от выпавшего сучка привычный кусочек неба и гор, задал два вопроса, на один из которых не получил внятного ответа, кряхтя, поднялся и натянул штаны. Было ясно, что отпуск кончился, – не каждый день на Землю возвращаются атланты. И не каждый день вслед за ними приходит опасный враг.

Но ведь ты же сам об этом говорил Гурвичу не далее как семь дней назад, подумал он, шагая к хижине. Ты же сам пожелал человечеству жестокого и сильного врага. А теперь удивляешься тому, что этот враг пришел. Пора бы уже было за девяносто два года жизни понять, что время от времени то, чего желаешь, происходит. Бог ли, дьявол осуществляет наши желания – неважно. Важно, что они осуществляются. Важно и страшно. М–мда, это называется – накаркал. Что–то надо делать, однако… Армии у нас нет, боевых кораблей тоже нет. А что есть? Два–три десятка грузо–пассажирских кораблей на фотонной тяге, древние законсервированные ракеты с ядерными боеголовками, с которыми никто толком не знает, как управляться. Мощные промышленные лазеры есть.