Алексей Евтушенко - Отряд; Отряд-2; Отряд-3; Отряд-4

– Тю на тебя. Опять русские во всем виноваты.

– А, не обращай внимания. Это всё хандра. Говорю же – скучно. Не знаю, как тебе, а мне с парнями во все эти мелкие политические дрязги, которые наверняка не обойдутся без крови, влезать неохота. И даже противно.

– Так и не лезьте.

– Стараемся. Но на нас давят. Мы все–таки здесь сила. Не забывай.

– Забыть об этом трудно. Но нам, наверное, легче, у нас есть Леонид Макарович. Личность вполне самодостаточная и редкая. Власть для него всего лишь инструмент, но никак не повод для самообожания. Мы ему только помогаем, а он нам не мешает.

– Да, Макарыч – достойный мужик. Хоть и бывший журналист. Значит, у вас все хорошо?

– А вы приезжайте в гости, сами увидите.

– Отличная мысль! Я тебя за язык не тянул. Кстати, и повод есть.

– Тебе обязательно нужен повод, чтобы встретиться?

– Не обязательно. Но, тем не менее, он есть.

– И что за повод?

– Очень веский. Тебе, если я правильно помню, через десять дней исполняется двадцать пять лет. Я не ошибся?

– Ни хрена себе, память у некоторых. А ведь и правда исполняется…

Вот так, слово за слово, они и договорились, что Велга организует застолье, а Хельмут Дитц, Рудольф Майер, Курт Шнайдер и Карл Хейниц приедут его поздравить, а заодно и повидаться со всеми.

И теперь весь отряд, а также чуть ли не половина племени Леонида Макаровича и приглашенная делегация Охотников сидели под навесом на свежем воздухе за составленными буквой «П» щедро накрытыми столами.

Вот они, рядом.

Старина Хельмут Дитц. Обер–лейтенант вермахта. Некогда смертельный враг, а ныне закадычный друг. Длинный, худощавый, блондин–саксонец родом из Дрездена. Великий циник и не менее великий романтик. Фаталист и большой ценитель женщин, умеющий добиться взаимности. Всегда доводит начатое дело – будь это бой или дружеская пирушка – до конца.

Рядовой Валерка Стихарь. Неунывающий синеглазый ростовчанин. Невысокий, ладный и ловкий, со стороны похож на подростка. Отлично метает нож. Временами нахальный до наглости и бесшабашный до дурости. За словом и шуткой в карман не полезет. С ним, если и пропадешь, то с музыкой.

Рудольф Майер. Руди. Тоже рядовой, пулеметчик. Родом из Гамбурга, бывший докер. Сильный, широкоплечий крепыш с прямыми черными волосами. Всегда считает, что дальше будет только хуже, но готов, если надо, противостоять хоть богу, хоть дьяволу. Упрямый ворчун с добрым сердцем.

Миша Малышев, рядовой. С Дальнего Востока. Двухметровый богатырь, таежный охотник. Кому–то может показаться неуклюжим, но это обманчивое впечатление. Обладает силой и ловкостью медведя, попадет из обычной трехлинейки в пятикопеечную монету с пятидесяти метров. Дружелюбный мечтатель.

Курт Шнайдер, опять же рядовой. Рыжеволосый, зеленоглазый, жилистый и выносливый. Злой в бою и в работе. Заводится с пол–оборота и по любому вопросу имеет собственное мнение. Храбрый и умелый солдат.

Сержант Сергей Вешняк с Рязанщины. Старше всех в отряде – в этом году ему исполнится тридцать лет. Основательный немногословный крестьянин. Надежный, как сама земля. Простодушен и мудр той самой мудростью, которую принято называть народной. Верит в бога, но свою религиозность напоказ не выставляет. Скромен в быту, несгибаем в бою.

Ефрейтор Карл Хейниц. Худой веснушчатый берлинец, бывший студент. Очень любознателен, старается досконально разобраться в любом вопросе. Аккуратен, хорошо воспитан. Разговаривает вежливо, стреляет точно. На рожон не полезет, но без приказа не отступит. Единственное, чего он слегка побаивается, – это женщины.

И, наконец, Аня Громова. Нынче Малышева. Наша белая колдунья, травница и теперь уже жена Миши. Три месяца назад родила прелестную дочурку. Красивая, добрая и умная. Идеал женщины, повезло нашему таежному медведю, что и говорить.

Это был тот самый стол, за которым они сидели почти год назад и впервые слушали рассказ вождя племени о том, что произошло на этой Земле.

Только в тот раз, припомнил Велга, держались мы плотной группой, опасаясь внезапного нападения или другой какой неожиданности. А теперь боевые друзья–товарищи явно расслабились и чувствуют себя в полной безопасности. Оно и правильно. Серьезные проблемы устранены нашими же силами, и новые, хочется надеяться, в ближайшее время не возникнут. Вот и славно. Значит, сегодня гуляем, а завтра день сам покажет, чем заняться.

Тосты за здоровье именинника следовали один за другим, и где–то после шестого Велга начал половинить, чтобы окончательно не захмелеть. Даже при наличии обильной и разнообразной еды–закуски свекольный самогон, произведенный умельцами из племени Леонида Макаровича, был способен лишить ориентации в пространстве и выбить с нравственных позиций кого угодно. Даже прошедших огонь, спирт и воду бравых разведчиков Второй мировой войны.

Кстати, о тостах, подумал Велга. Самое время сказать ответный, а то как–то неудобно получается. Он плеснул себе в стакан и поднялся.

– Слово предоставляется имениннику! – немедленно сообщил Дитц. – Говори, Саша. Очень надеюсь, что ты не станешь нас благодарить. А то мы подумаем, что уже тебе надоели.

– Черт с вами, – согласился Велга. – Тем более что я вам и так ежедневно благодарен за то, что вы есть. Но вот выпить отдельно за здоровье нашего хозяина Леонида Макаровича я предлагаю всем. Потому что, если бы не он, вряд ли бы мы сидели сейчас за этим столом и чувствовали себя как дома в самом прямом и приятном смысле этих слов. За вас, Леонид Макарович!

Велга чокнулся через стол с вождем.

– Спасибо, Саша, – растроганно сказал тот. – Я рад, что вам здесь хорошо.

– А уж как мы этому рады, Макарыч, и передать невозможно! – воскликнул Валерка Стихарь. – Ты для нас прям как отец родной, век мне левбердона не видать! За тебя!

И ростовчанин лихо опрокинул в рот содержимое стакана.

– Ну, все, – заметил негромким баском сидящий рядом с Велгой отец Пётр, накладывая себе на тарелку жареной свинины с хреном. – Раз Валера начал поминать левый берег Дона, значит, чинная часть застолья подошла к концу, и теперь начнется наша русская гульба.

Православный священник оказался прав. Тост, произнесенный Велгой, оказался последним тостом, которые присутствующие выслушали хотя бы с относительным вниманием. После этого общее веселье достигло той стадии, когда любые попытки внешнего управления теряют смысл и остается только расслабиться и отдаться естественному течению праздника душой и телом. Так Велга и поступил…

Левая рука затекла.

Он открыл глаза, повернул голову и в новорожденном свете утра разглядел длинные ресницы, припухлые губы и волосы, светлой волной укрывающие шею и частично грудь. Грудь была восхитительно хороша. Впрочем, как и все остальное.