Василий Звягинцев - Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых

А те из «лягушатников», кому наплевать было на древнюю историю и геополитику, просто завидовали, что русские батальоны охраняют благодатный прибрежный район, а им приходится сидеть в скучных горах.

Но профессиональный разбор боя был всего лишь преамбулой, и Тарханов это понимал. Не мог только сообразить, пора ли задать прямой вопрос или подождать, когда все объяснится само собой.

Дождался.

— В общем, вы человек военный, хватит нам ходить вокруг да около, — решительно подвел черту Чекменев. — Никто к вам, разумеется, претензий не имеет, хотя поначалу пришлось вашему напарнику пережить несколько неприятных часов, когда армейские дуболомы к нему привязались с совершенно дурацкими претензиями. Но потом все стало на свои места.

— Все стало, или все стали? — попытался сострить Тарханов.

— И то и другое, — улыбнулся Чекменев. — И в конечном итоге, я думаю, вы будете награждены по полной программе, сообразно заслугам и несколько более того. Но дело оказалось уж больно щекотливым. Не просто так эти ребята через перевал дуром ломились.

— Ясно, что не просто, две сотни стволов легкого оружия, крупнокалиберный пулемет и не меньше батареи минометов. Был бы еще тот шорох, если бы они успели к побережью прорваться, — вставил Сергей.

— Если бы только это, — с сомнением сказал Чекменев. — Вот вы, по–настоящему военный человек, не то что мы, чем можете объяснить небывалую настойчивость, я бы сказал — самоубийственную настойчивость?

— Пожалуй — могу. С той или иной степенью достоверности. Прежде всего — у них был категорический приказ любой, именно любой ценой прорваться на оперативный простор, а убедительность этого приказа подчеркивалась наличием за спиной некоей разновидности заградотряда. Ну, того типа, что использовались большевиками во время Гражданской войны.

— Так, допустим, хотя признаков наличия подобного мы не обнаружили.

— Не обязательно, чтобы заградотряд существовал физически. Его роль вполне могло сыграть обещание сварить всех струсивших в кипящем масле. Или посадить голыми в муравейник. А второй вариант… — Тарханов замялся.

— Да говорите, говорите, как бы невероятно это ни звучало. Нам сейчас нужны все гипотезы, — подбодрил его Розенцвейг.

— Ну, слушайте. Я тут, пока лежу, только об этом и думаю, поскольку делать больше нечего. Понимаете, пытаясь поставить себя на место их командира (на место рядовых себя ставить бессмысленно), я все время старался вообразить, ради чего я бы гнал своих людей в бой, не считаясь с потерями, хотя вполне свободно мог оставить здесь заслон, а с главными силами отступить и прорваться в любом другом подходящем месте. Вы на карту смотрели?

— Вообще — да, — ответил Чекменев, — а конкретнее?

— Конкретнее? Любое другое подходящее место находится не ближе двадцати километров от этого. С учетом скорости передвижения колонны в горах это лишние шесть–семь часов. А вдруг у них не было именно этого времени? Что, если им нужно было пробиться раньше? Хотя бы десятой частью первоначального состава, но раньше?

— Гениально! — не сдержал эмоций Розенцвейг. — А зачем бы это могло быть нужно?

— Увы, не знаю. Но причина должна быть крайне веской. Как, допустим, жизненно важное рандеву кого–то с кем–то. Или — тикающий взрыватель часовой мины.

— Гениально, — повторил майор. — И при этом вы всего лишь капитан. Не умеет ваше руководство ценить людей, — сообщил он Чекменеву. — У нас бы Сергей Васильевич давно бы стал полковником. В общем, так. Вы почти угадали. И мина у них была, и час «Ч» назначен. Грандиозный взрыв в Тель–Авиве или Хайфе, который, по некоторым данным, должен был послужить сигналом к вторжению регулярных армий сопредельных государств.

Тарханов не удержался, удивился матерно.

— Сначала мы думали, что речь идет о ядерной микробомбе. Потом это предположение отпало, поскольку ваш напарник, капитан Ляхов, случайно обнаружил это устройство и прихватил его с собой…

— Молодец! Не только стрелять умеет…

— Бесспорно, молодец. Доставил «артефакт» нам, специалисты на него посмотрели и зашли в тупик. Если считать его оружием, то принцип действия совершенно непонятен.

— Как такое может быть? — не понял Тарханов. — Если оружие — так оружие, а если нет — нет. Взрывчатка, простая или ядерная, соответствующие устройства ее инициации, поражающие элементы. Даже я в состоянии разобраться, а уж инженеры–пиротехники… Мне это напоминает фразу из одного романа: «В комнату вошел человек в форме полковника неизвестной армии». Да, и еще. Вы что же, ни одного боевика живьем не взяли? Когда меня стукнуло, их там еще хватало. Или Ляхов до прибытия подмоги в одиночку остальных перебил?

— Кое–кого взяли. Только никто ничего не знает. Темный народ. Или специалисты действительно выбиты, или цель каравана — только транспортировка, а получатели сидят где–то в другом месте. А насчет разобраться? Если бы все было так просто. В том–то и дело. Но мы не на теоретическом семинаре. — Чекменев сделал рукой отсекающий жест. — Суть в другом. Почему, собственно, мы с вами и говорим. Руководители или вдохновители террористов возлагали на эту штуку такие надежды, что вы с Ляховым объявлены кровными врагами всех правоверных, и наказание вам одно. Соответствующая фетва, или, по–нашему говоря, постановление высшего духовного авторитета, уже издано.

— Быстро работают, — только и сказал Тарханов. В том, что их фамилии стали известны, ничего удивительного не было. Любой местный житель приграничной полосы знал его в лицо, а уж соответствующие службы террористов наверняка располагали и более детальной информацией. А как умеют болтать у нас в войсках и штабах, ему рассказывать не надо. Не исключено, что какой–нибудь бойкий журналист уже и статейку накатал с приложением фотографий.

— Поэтому вам, Сергей Васильевич, самое время умереть, — с совершенно серьезным видом сообщил Розенцвейг. Подождал, как отреагирует капитан, не увидел ответной реакции и закончил: — Разумеется, с последующей реинкарнацией.

— Вы так серьезно к этому относитесь? Не проще замениться куда–нибудь в отдаленный гарнизон России? Кто меня будет искать в Петрозаводске, Вологде или Хабаровске? Да и зачем? Что пристрелить меня они не прочь — никаких сомнений. Если на мушку попаду. Но объявлять всероссийский розыск? Вот вашим коллегам здесь остерегаться надо.

— Это уже наша проблема, — успокоил его Розенцвейг. — А мстительность арабов, или, может, не только арабов, недооценивать не надо. Если они что задумали, десять лет искать будут. Тем более не только в бомбе дело. Вы там заодно ухитрились весьма уважаемого шейха шлепнуть, который с караваном шел. И священный предмет, при нем находившийся, исчез. Они это все на вас повесили, так что мстить намерены всерьез и основательно.