Василий Звягинцев - Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых

В принципе на это можно согласиться. Но как все оформить на практике? Уж от чего Максим всегда был страшно далек, так это от всяческих интриг. Даже на уровне коллектива медсанчасти, в которой прослужил пять лет.

— Хорошо, господин Бельский, я могу завтра же доложить генералу…

К счастью, его сомнения тут же разрешил громкий прерывистый писк, неожиданно прозвучавший в кармане рубашки, том, где и располагалось устройство связи.

— Что это? — от неожиданности прокурор вздрогнул, уставил в Максима взгляд, ставший мгновенно тяжелым и даже угрожающим.

А Бубнов уже понял — «что». Он на это рассчитывал с самого начала, хотя ожидал несколько иного решения. Но — начальству виднее.

— Минуточку. Кажется, это именно то, что вам нужно.

Достал из кармана пачку «Дюбека». Не зная, как прервать зуммер, просто еще раз надавил на кнопку включения.

Получилось.

— Бубнов, — послышался из–под картонной крышки тихий, но отчетливый знакомый голос, — передайте рацию господину Бельскому.

— Есть, Игорь Викторович.

Он протянул приборчик прокурору. Тот, похоже, был совершенно ошарашен. Никак не мог предположить, что его сотрудники, столько уже глупостей наворотившие, не сумели даже обыскать гостя, привели на сверхконспиративную квартиру с радиостанцией в кармане.

— Здравствуйте, Василий Кириллович, — услышали они оба. — Рад, что так получилось, хотя и экспромтом. Это Чекменев говорит. Вы очень легко и изящно решили проблему, над которой я сам уже бьюсь не первый месяц. А так все сразу стало ясно. Отправьте, прошу вас, доктора домой со всем возможным комфортом, а я к вам прямо сейчас зайду, если вы не против. Предупредите охрану на входе…

— Сидите? Хорошо, — сказал Тарханов, когда они с Розенцвейгом вернулись с надолго затянувшейся прогулки по военно–морской базе и увидели мирное застолье Вадима с Майей. Спокойно сказал, без всякой иронии. Да и с чего бы иначе? Подсел рядом, глазами указал Розенцвейгу на соседний стул, потянулся к бутылке.

— Теперь и мы посидим, а ты там пойди, спустись вниз, — сказал он Ляхову. По их лицам и общему облику было видно, что они порядочно полазили по кораблям, складам и вообще по многим закоулкам, которые в изобилии имеются на столь обширном объекте. Полосы и пятна масла на щеках, ржавчина, грязь, пыль и паутина на полах курток, локтях и коленях.

По сравнению с ними Вадим выглядел почти неприлично браво и щеголевато. Отдохнувший, выбритый, искупавшийся в душе.

— Нашли что–нибудь интересное?

— Нашли, как не найти. И катерок вроде бы подходящий, и из снаряжения кое–что, — ответил Тарханов. — Я там посмотрел, попробовал, с движком никаких проблем не будет. Горючего тоже завались. Завтра еще сходим, определимся окончательно. Думаю, получится, если ты не подведешь. А пока тебя приятель твой ждет…

Ляхов, разумеется, сразу понял, о чем речь. Но вот детали, тон…

— Отчего вдруг именно меня? Неужели вы с ним, Григорий Львович, в качестве земляка общего языка не нашли?

Вадиму показалось, что его слова подействовали на Розенцвейга как–то странно. Или они с Тархановым эту тему уже обсуждали и результат обсуждения оказался не слишком позитивным, или, напротив, определенного согласия они все же достигли, а теперь Вадим требовался им на роль некоего третейского судьи, чтобы составить независимое мнение.

Вообще сказать, происходящее вокруг нравилось ему все меньше и меньше. Единственное, что можно сказать в оправдание друзей — они в происходящем ориентируются гораздо хуже него, в силу иной психологической и профессиональной подготовки, и, может быть, до сих пор не способны взглянуть правде в лицо. Ему захотелось так все им и высказать. Мол, ребята, попали мы не просто за пределы своего времени, попали в мир, подчиняющийся совсем другим правилам, и в этом мире, очень может быть, даже мы с вами потихоньку перестаем быть самими собой. Отсюда и раздражительность, и ползучее, исподволь распространяющееся недоверие, а что может случиться в последующие дни и даже часы — трудно вообразить, исходя из имеющихся данных.

Но интуиция подсказывала, что такого говорить пока нельзя. Вдруг он ошибается, а в измененном мире даже самые невинные слова могут послужить спусковым крючком абсолютно непредсказуемых последствий. Лучше уж продолжать делать вид, что все идет, как обычно.

Хорошо хоть Майя пока не проявляет тревожных симптомов. Да и, если разобраться, мужики, может быть, в полном порядке, а главный здесь ненормальный — он. С полным букетом комплекса навязчивых состояний. И если удастся самого себя в руках держать, все пройдет, когда выйдем в море. Может, только на берегу столь опасная аура. А ребятам сейчас правильнее всего сходить в сауну, есть такая в соседнем домике, погреться, как следует, привести себя в нравственно–физический порядок, потом восполнить потерю жидкости пивом или чаем и забыться крепким здоровым сном.

Ляхов по–прежнему надеялся, что на отечественной базе, проникнутой русским духом, где последние годы точно никто не умирал, тлетворное влияние загробного мира потеряет или хотя бы ослабит свою силу.

— Извините, Вадим, что так говорю, но капитан Шлиман мне совсем не земляк. В том смысле, какой вы, наверное, в это слово вкладываете. Пусть и невольно. До определенного момента мы с ним принадлежали к одному народу, так, но сейчас… А вот вы каким–то образом общий язык нашли. Хотелось бы верить, что к нашей пользе.

Ляхов расхохотался самым натуральным образом. Уж действительно слишком смешно и выспренне слова Розенцвейга прозвучали.

— Господин бригадный генерал, нет, ну ей–богу! Скажите уж прямо — ваш опыт разведчика подсказывает вам, что я за последние два часа общения с Михаилом Шлиманом в кабине грузовика завербован им и теперь работаю на стороне адских сил. Фауст, Мефистофель, ребе Лёв из Пражского гетто и Голем — все в одном лице. А полковник Ляхов у них на подхвате. Вы именно это хотели сказать?

А сам он в этот момент посмотрел в глаза Тарханову. Коротко, но очень пристально. Неужели и у Сергея крыша едет в том же темпе и направлении?

И самое страшное, что уже был готов и к такому повороту событий.

Но, слава богу, нет. Тарханов ответил совершенно нормальным взглядом, едва заметно пожал плечами и вроде как подмигнул. Мол, все нормально, не стоит брать в голову.

— Ты сходи, капитан тебя вправду ждет, говорит, что имеет соображения. Послушай, пообщайся, он для нас «язык» ценный. Только, знаешь, на всякий случай… — Из кармана куртки Сергей достал и протянул ему немецкую ракетницу системы «Вери», найденную, наверное, на одном из катеров. Поскольку входят они лет уже пятьдесят в навигационный инвентарь. Наряду с гораздо более мощными парашютными ракетами и фальшфейерами. Два «ствола» калибром 25,4 мм, в каждом алюминиевом патроне термитная шашка с вышибным зарядом и трассером. Применяется в сигнальных целях, разноцветные ракеты летят высоко и светят ярко и долго.