Василий Звягинцев - Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых

На «Сердитом», судя по всему, и старпом был большим либералом, и офицерская касса взаимного кредита стеснения в средствах не испытывала, поскольку бар был укомплектован приличными по качеству и не дешевыми водками, коньяками и ликерами. Такой же вывод можно было сделать из содержания библиотеки, набора звукозаписей, нескольких симпатичных, исполненных маслом пейзажей на переборках, а главное — натурального бонсаи [177] Бонсаи — специальным образом выращенное миниатюрное дерево. Особо ценные бонсаи бывают возрастом пятьсот лет и более, сохраняя высоту около полуметра и соответствующие пропорции (японск.). хоккайдской сосны, закрепленного в кардановом подвесе.

Такое было известно и по сухопутной службе. Как где сложится. Одни офицерские собрания напоминали сельский трактир, а другие, в каком–нибудь Весьегонске Тверской губернии или самой что ни на есть Кушке, вдруг поражали чистотой, изысканностью интерьеров и неожиданным аристократизмом духа, витающего в совершенно неподходящих помещениях.

Поэтому и выбрали они для похода именно «Сердитого», хотя «Статный» все равно Вадиму нравился больше.

Поначалу Майя с Татьяной впали почти в отчаяние, увидев, в каких условиях им придется существовать во время длительного морского перехода.

Но постепенно, за время подготовки к экспедиции приобвыклись, тем более что Ляхов им на наглядных примерах объяснил, что каравелла Колумба, «Санта–Мария», на которой генерал–капитан пересек Атлантику и открыл Америку, была ровно вдвое меньше этого катера. Причем лишенная электричества, радиосвязи, канализации и горячего водоснабжения. Однако с экипажем в полсотни человек свободно исполнила свое историческое предназначение, чуть ли не год проведя в полной автономке.

— И вы ведь сами этого хотели, — добавил Вадим. — Зато нам не грозят никакие неожиданности, вроде недавно пережитых, за исключением неизбежных на море случайностей, и не нужно больше трястись в грузовиках неизвестно сколько дней и месяцев. В кустики бегать по любой погоде. Так что устраивайтесь.

Девушки смирились с неизбежностью и начали обживаться. Каждой было предоставлено по офицерской двухместной каюте, симметрично расположенной в твиндеке [178] Твиндек — междупалубное пространство на судне, в данном случае — между машинным отделением и верхней палубой. , откуда трап поднимался к тамбуру кают–компании. Размерами и интерьером они приблизительно соответствовали купе международного спального вагона, с соответствующими поправками на военно–техническую специфику. Но как одиночный будуар — очень даже ничего.

Если в него натаскать из окрестных магазинов Военторга и городских лавок ковров, одеял, подушек, приличный запас хорошего постельного белья, посуды, массы прочих необходимых и приятных мелочей, способных скрасить молодым женщинам длительное пребывание в почти герметичной стальной коробке.

Командирскую каюту Ляхов, без всяких споров, забрал себе. Потому что, обреченный на роль судоводителя, обязан был, даже уступив место у манипуляторов Тарханову или Розенцвейгу, вскакивать по малейшему поводу. И спать в полном смысле этого слова предполагал только на надежных, защищенных стоянках, буде таковые представятся. В ином же случае ограничиваться только чутким подремыванием.

Розенцвейг с Тархановым, кстати, тоже в обиде не остались. Командный кубрик на баке, под носовой пушкой, и кондукторская каюта, переоборудованные для индивидуального проживания, получились очень неплохими помещениями, просторными и теплыми. Когда срубили трехэтажные стальные койки, откидные столы и банки [179] Банка — на флоте любое сиденье, доска в шлюпке, табурет или скамейка в кубрике. , на освободившееся место привинтили по серванту карельской березы из гостиницы, такие же письменные столы и кресла, стало даже уютно. Опять же, за счет дорогих ковров, которые можно было, не заботясь о ценах, в три–четыре слоя укладывать на палубе, вешать на переборки, в стиле восточной сакли накрывать флотские рундуки поверх надувных и пробковых матрасов, решена была самая главная проблема.

Если кто не знает, главное, что омрачает флотскую жизнь на кораблях (за исключением тропиков, конечно, там другая беда), так именно холод и сырость. Вокруг сплошное железо. За десятимиллиметровыми листами корпуса — морская вода, даже при плюсовой температуре обладающая свойством оттягивать тепло, а уж когда воздух в минусах — и говорить не о чем. Пусть паровая грелка шипит в полную мощь, иней все равно держится на подволоке и по углам кают и жилых палуб.

С учетом этого разыскали в береговом магазине мощные электромасляные калориферы, Тарханов сообразил, как их подключить к бортовой сети. Те киловатты, что раньше уходили на питание боевых сервомоторов и бортовой аппаратуры (их там требовались немереные тысячи), теперь грели помещения катера. Ну и Мировой океан, конечно, в разумной пропорции.

Если бы они располагали соответствующим количеством рабочей силы (а нужная техника имелась), за несколько дней на стапеле можно было, убрав все лишнее, кое–что добавив и переставив, переделать катер в приличное прогулочное судно. Однако втроем и при их способностях это было нереально.

Все, что удалось сделать, это срезать болты крепления палубных торпедных аппаратов и сбросить те прямо за борт, туда же отправились противолодочные бомбометы, полсотни самих глубинных бомб, каждая под центнер весом, и восемь полутонных торпед. Заодно выбросили гидрофоны и занимавшую половину рубки радиолокационную станцию с антеннами, поскольку работать на ней все равно никто не умел. До предела разгрузили крюйт–камеры, оставив две сотни выстрелов для пятидесятисемимиллиметровой пушки и по тысяче патронов для каждого из пулеметов.

Честно сказать, и этот арсенал был в общем–то ни к чему. Морских сражений здесь не предполагалось, а если бы и да — им не выиграть боя с самым слабым противником, легким торпедным катером или БДБ [180] БДБ — быстроходная десантная баржа, вопреки названию, очень опасный противник, вооруженный скорострельными дальнобойными орудиями калибром 88–100 миллиметров. , но с полноценными кадровыми экипажами.

И все равно. Остаться безоружными в пусть и безлюдном, но однозначно враждебном мире?! Это противоречило не убеждениям даже, а инстинктам. Учили как: придется помирать, так с музыкой. Стреляя из всего, что может, пока морская волна не заплеснется в раскаленный от беглого огня ствол.

Катер разгрузили порядочно, тонн на двадцать, и он сразу приподнялся на полметра, обнажив нижнюю марку шкалы Плимсоля [181] Шкала Плимсоля — нанесенные на борт корабля (в районе форштевня) отметки, указывающие осадку судна в водах разной солености и плотности, в летнее и зимнее время. . Теперь на «Сердитого» можно было принять сколько угодно припасов мирного назначения. И места, и грузоподъемности хватало с запасом. Лишь бы не ошибиться с балансировкой, чтоб не перевернуться в море невзначай.