Василий Звягинцев - Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых

Но хватит об этом. Каждому дню достанет своей заботы.

Стрельников раньше не имел времени и возможности поставить себя на место своих начальников. Не в смысле обычной болтовни, «да что они там понимают в нормальной службе, да я бы на их месте…». Это как раз умеют все, и часто — справедливо, потому что возвышенные руководящие идеи имеют свойство много терять в своей мудрости при столкновении с реалиями практической реализации.

Однако подчиненные, в свою очередь, далеко не всегда в состоянии взглянуть на проблему шире. То, что неудобно, неприятно, трудноисполнимо и даже выглядит прямым вредительством с уровня командира роты–батальона, даже с одной ступеньки выше представляется оригинальным тактическим решением, а со следующей (следующих) — ключом стратегической концепции.

Сейчас вот и пришлось пересматривать собственные убеждения с точки зрения новой должности. И уже к исходу первых суток он понял, насколько раньше был не прав. Вернее, недальновиден.

Мудрые все же были люди начиная с Петра Первого, если ограничиться только отечественными примерами, которые четко запретили служебное продвижение в пределах одной и той же части. Хватало предкам психологического чутья сообразить, что один из четырех комбатов, ставший вдруг командиром своего полка, будет испытывать огромный дискомфорт, даже при самом жестком характере и абсолютной личной честности. Нельзя требовать службы в полном объеме и со всей беспристрастностью от товарищей, с которыми вчера еще пил водку, жаловался на жизнь и ругал того, чью роль начал исполнять с сегодняшнего дня.

Слава богу, что хоть от такого испытания полковник был избавлен. Командирам отрядов он и раньше был прямым начальником, и никто из полностью равных по должности и авторитету товарищей в подчинение не попал.

Но и самой по себе тяжести новой должности и погон было на первый случай достаточно. Сразу столько навалилось дел вдруг по кадровым, финансовым, хозяйственным, вне–и внутриполитическим вопросам, о чем он и не задумывался, поглощенный собственными, теперь выходит, мелкими заботами, что мгновенно проникся сочувствием к прежним отцам–командирам и только–только не возопил пресловутым образом: «Мамочка, роди меня обратно!»

Но — так не бывает, и осталось на ходу вычленять из массы проблем наиважнейшую именно сегодня, перекинув, с известным злорадством, остальные на помощников, тоже было возрадовавшихся собственному продвижению вверх по лестнице, ведущей вниз. В том смысле, что с каждой следующей ступеньки в случае чего падать легче, больнее и обиднее.

Утром он, согласно полученному указанию, принимал первое пополнение. Ровно к десяти утра у дверей его нового кабинета, расположенного в том же крыле Кремлевского корпуса, но двумя этажами выше, столпились прибывшие с предписаниями офицеры.

Толпиться, собственно, им не было никакой необходимости. Винтовая чугунная лестница художественного литья и намного более широкая, чем обычно, выводила в просторный сводчатый зал с небольшими окнами, упрятанными в глубокие амбразуры. Окна выходили на север, до них дотягивались верхушки древних раскидистых лип, да и на небе обещающие дождь тучи сгущались с утра, поэтому в полную силу горели под потолком люстры, похожие на церковные паникадила.

В зале, издавна именуемом предбанником, имелось достаточное количество хороших кожаных диванов, столиков с пепельницами, а всю правую, лишенную окон стену занимала тщательно выклеенная солдатами роты обслуживания карта Московского военного округа.

Карта была роскошная. Опять же с точки зрения кадрового офицера.

Подобранная из листов километрового масштаба, она, подобно фрескам Микеланджело и Леонардо, имела размер пять на шесть метров, и каждый соискатель должности, карабкаясь по лесенке–стремянке, мог свободно найти место, куда его могут загнать и какие достопримечательности ждут по соседству.

Жаль только, что картой интересовались лишь самые опытные и хладнокровные, прочие же, как сказано, толпились у двери, словно надеясь, что степень близости к ней как–то повлияет на дальнейшую судьбу.

Увидев все это, Стрельников испытал ностальгическое чувство. Совершенно так же, двадцать два года назад, он отирался перед кабинетом офицера–направленца [186] Направленец — в кадровых службах штабов офицер, отвечающий за распределение по частям и подразделениям командиров соответствующих специальностей: инженеров, врачей, артиллеристов и т. д. в городе Хабаровске, в штабе Дальневосточного, ордена Владимира первой степени, округа.

И так же, с тоской на сердце, он, поелозив пальцем по карте, нашел в свое время ту дыру, куда его, словно по специальной злобе, собрался командировать усталый, нездорово полный капитан Пыхтин.

И фамилия вот навек запомнилась. Да и не зря. Если б не тот капитан, вся жизнь пошла бы совершенно иначе.

— Ох, надоели вы мне, — со страдальческим вздохом сказал капитан, по которому видно было, насколько штабная служба без перспектив портит человека.

Мундир помят, волосы почти вылезли, пепельница набита жестоко пожеванными и раздавленными окурками дешевых папирос.

Карьера не задалась, в перспективе ничего, кроме бесконечного количества папок с личными делами, и до весьма скромного пенсиона — еще лет пять, если не больше.

Так чего ждать при встрече с такой штабной крысой подпоручику, пока что исполненному энтузиазма и желания прямо вот сейчас, не сходя с места, отправиться на борьбу с китайскими милитаристами и хунхузами [187] Хунхузы (кит.) — вообще говоря, бандиты. В той ситуации — аналог душманов, басмачей, вообще повстанцев, воюющих против регулярных российских войск, расквартированных в Маньчжурии для охраны КВЖД, а также и против соотечественников, имеющих какую–то оседлость и собственность. ?

А о таковом желании молодой Стрельников сообщил с первых, после представления, слов.

— Буду я тебе еще работу искать, — лицо капитана болезненно исказилось. Может — язва мучает, а может — похмелье. — Вас у меня знаешь сколько? Вот направлю я тебя в Белогорск, в распоряжение штаба Второй армии. От них заявка на командира полуроты есть. Пусть они и думают.

Где находится Белогорск, подпоручик видел. Пятьсот километров на северо–запад по железной дороге. И если там всего лишь штаб общевойсковой армии, какие же назначения последуют дальше?

И захотелось Виктору чего–то просить, что–то доказывать, что не для него, мол, эта таежная дыра, на большее он способен, и вообще, в его годы и жениться пора, а там где жену найдешь.

Но тут же и другая — здравая мысль. Присягу давал? Давал. На тяготы службы не жаловаться соглашался? Естественно. Так что же? А вот обидно, и ничего тем не менее не возразишь.