Анатолий Спесивцев - Черный археолог из будущего. Дикое Поле

Тот даже закричать не смог, молча склонился, теряя сознание от боли, инстинктивно схватившись руками за место ушиба. Аркадий от души добавил носком другой ноги в удачно подставленную челюсть. Послышавшийся хруст прозвучал для него приятной музыкой.

«Этот ублюдок уже не только желать кого-нибудь не сможет, вряд ли встанет. Хрустнула, вроде бы, шея, а не челюсть. По крайней мере, хочется так думать. Приятно, что с собой на тот свет хоть одного смог захватить. Жаль, не очухался раньше».

Пистолет он выронил ещё на том курганчике, а двое других дикарей его к себе вплотную не подпустят, никаких шансов победить или убежать, у него нет. Иллюзий о своей возможности победить врагов, он не питал. Поэтому неожиданное ослабление давления слева и, тут же, справа стало для него приятнейшей неожиданностью. Негодяй справа, опрокинулся спиной на спину собственной лошади, с торчащей из груди стрелой оперённой серыми перьями. Левый из седла выпал и ещё дёргался, стуча по земле ногами. Аркадию приходилось видеть агонию, это была она, родимая. Удивительно, но его лошадь от умирающего хозяина не драпанула. Нетрудно было догадаться, что и его сразил не инфаркт миокарда. Аркадий покрутил головой, ища спасителя.

«Стрелы сами по себе не летают, их человеческая рука выпустить должна. Или, там, эльфья, если в мир фэнтази попал».

Искать долго, не пришлось. Возникнув будто из пустоты, из воздуха (лёжа же из лука стрелять нельзя! Или, всё-таки, можно?), к нему подходил здоровенный казарлюга. В вышиванке, выглядывавшей из-под какого-то грязно-зелёного жупана, стиранных явно не сегодня, откровенно грязных шароварах, сапогах, не обнаруживавших знакомства с сапожной щёткой, с оселедцем и длинными, свисающими с верхней губы усами. В руке он держал небольшой лук, хотя из-за пояса торчала рукоять пистолета. Старинного, естественно. Ещё два пистолета торчали у казака на бёдрах, в кобурах непривычного вида. Разница с картинными запорожцами была в степени бритости, как лица, так и головы. Их покрывала модная в двадцать первом веке щетина. Судя по её пегости, казак был уже не мальчик. Рассмотреть количество морщин на дублёной, коричневой коже при слепящем глаза солнце было невозможно. Не говоря о бессмысленности такого дела, рассматривания морщин у мужика. По степени сомнительности внешнего вида, сгинувшие татары, выглядели, по сравнению с их убийцей, сущими младенцами.

Плохое настроение не покидало Ивана с самого начала этого дурацкого похода. Шли на святое дело, кстати, и наверняка прибыльное. И таились будто занимались чем-то срамным. Объявили, что поход в Персию, на помощь шаху против султана. Нет, ничего против походов за добычей к врагам православной веры, он не имел. Чем, спрашивается, иначе казаку жить? На паперти подаяние просить? Так, если не калека, подавать плохо будут. И против персидского шаха он ничего не имел. Оно, мусульманин, конечно… но, раз враг турок, значит иметь с ним дела можно. Платит шах щедро, пограбить там, опять-таки, есть кого. В другое время, считал Иван — милое дело, сходить в такой поход. Но сейчас, когда волнуется вся Приднепровщина, закипает Волынь, волнуются русские земли в Литве, готовы встать на бой с клятыми ляхами и казаки, и гречкосеи, отвлекать от святого дела освобождения Руси немалую силу, было неразумно. А то и преступно. Даже для реальной цели похода, о которой в отряде не знал почти никто. Включая наказного гетмана, руководившего войском.

Иван невольно стиснул зубы, вспомнив, кто сумел пробиться в наказные гетманы. У них с чёртовым вылупком Пилипом, была старая и сильная вражда. И его внезапная активность по организации похода в Персию, настораживала.

«Если правдой были подозрения о связи Пилипа с иезуитами, то спрашивается — зачем им-то такой поход нужен? С турками-то у чёртовых святош отношения были на зависть хорошие. Непонятно. Следовательно, ломать голову бесполезно. Надо иметь такие же вывихнутые, как у самих иезуитов мозги, чтоб догадаться об их намерениях. Но самому придётся спать в полглаза, ходить с величайшей осторожностью. Пилип, к гадалке не ходи, попытается лютого своего недруга убить. Если не получиться с первого раза, не поленится повторять попытки вновь и вновь». Иван хмыкнул вслух и вызверился, что у него означало улыбку.

«Ну, мы ещё посмотрим, кто кого. Я тоже предпочитаю вспоминать о своих врагах, как о мёртвых. Увидим, кому удастся погубить врага раньше».

К расстройству характерника, казаки его собственного куреня встретили предложение о походе в Персию с энтузиазмом. Получалось, что страдания селян их не так уж и волнуют, хотя добрая половина была из села и хлебнула лиха от панов.

Иван не хотел самому себе признаваться, но его задело, и весьма сильно задело, решение совета характерников отправить в этот не интересный ему поход его. Не смотря на его возражения. Пилип, выбранный наказным гетманом, мол, хоть и немалый талант имеет, да легко с правильной дороги съезжает. Есть в нём какая-то гнильца. А, например, тёзку, Сирка, оставили в Запорожье. Хотя по возрасту, он ему, Васюринскому, почти в сыновья годился.

«Боже милостивый, что ж это деется? Эх, нет в мире справедливости! — пришёл к «свежему» и «оригинальному» выводу из своих печальных дум казак. И решил развеяться. Поохотиться, добыть свежину, порадовать себя на обед молодым мяском. Порадовать брюхо, если с радостью для души не складывается.

День, что ли, задался для казака неудачный, или по какой другой причине, но и охота окончилась, бог знает как. Наткнувшись в погоне на следы татар, Иван без колебаний переключился на них. Плохое настроение требовало выхода, татары подходили для его выплеска куда лучше, чем невинная животина.

«Пусть живёт и растёт. Авось и мне на том свете это зачтётся. А вот татарам жить после встречи со мной жить уже вряд ли придётся, — оскалился Иван. В такие моменты от него шарахались и опытные казаки, чёрта лысого не боявшиеся, но в этот раз, свидетелей не было. А Чёрт под седлом, вороной, без единого белого волоска жеребец, по нраву был под стать хозяину. Недаром на Запорожье про них, всадника и коня, ходили самые дикие слухи. Будто он, Иван, то ли настоящего чёрта где-то поймал и за не обливание святой водой, договор о службе в виде коня с ним заключил. То ли встретив чёрта, он, под залог души в карты с ним сел играть и обыграл вчистую. Бедняге (нашлись сочувствующие и чёрту) пришлось даже в услужение характернику в виде коня идти.

Иван ухмыльнулся в свои роскошные казацкие усы. Несколько раз, после хорошей выпивки, самой отчаянной храбрости казаки, даже выспросить его пытались о подробностях договора с чёртом. Слава Богу, никто не сомневался (по крайней мере, вслух, попробовали бы…), что свою душу, он нечистому не продавал.