Владимир Контровский - Дредноуты. Хохзеефлотте против Гранд Флита

А шторм свирепел, и в половине третьего стало ясно, что отстоять торпедированные линкоры уже невозможно. И «Кёниг», и «Кайзерин» могли перевернуться в любую минуту – пора было подумать о спасении их команд, и адмирал Шеер нехотя отдал приказ покинуть тонущие дредноуты.

Однако приказ об оставлении кораблей ещё не был приказом о помиловании. В шторм спустить шлюпки было невозможно, и миноносцам нельзя было подойти к линкорам для снятия людей – волны смяли бы тонкие корпуса эсминцев ударами о бронированные туши дредноутов. Морякам «Кайзерин» и «Кёнига» оставалось только прыгать в бушующее море в спасательных поясах, уповая на бросаемые с крейсеров пеньковые канаты с петлями (чем-то похожие на те, на которых некогда вешали пойманных пиратов). Вцепиться в спасительный трос удавалось далеко не каждому – волны расшвыривали людей, били их о стальные борта. Кое-кого затягивало под винты, и их лопасти мигом размалывали мягкие человеческие тела. Лёгким крейсерам и эсминцам удалось поднять из воды около тысячи человек – меньше половины из тех двух тысяч двухсот, что составляли экипажи погибших дредноутов. Контр-адмирала Нордмана среди спасённых не было: если молодой матрос ещё может выполнить смертельный номер на мокром канате, то для адмирала в возрасте это уже затруднительно.

К 15.00 оба линкора скрылись под волнами, а в 15.30 к ним присоединился третий дредноут – линейный крейсер «Макензен». Гибель этого корабля стала неожиданностью для командующего Хохзеефлотте: «Макензен» имел меньшие повреждения, чем многие другие корабли, и получил куда меньше попаданий, чем его ближайшие соратники «Шарнхорст» и «Гнейзенау». На нём была выведена из строя одна башня главного калибра, снаряд с «Ройял Оука», попавший в корму, повредил один из гребных валов. Имелись разрушения в носовой надстройке и попадания в броневой пояс, не пробившие броню, однако все эти повреждения не были гибельными. Серьёзными были два попадания – с «Ройял Соверена» и «Малайи», полученные в «ближнем бою». Один снаряд пробил носовую палубу, прошил подпалубные помещения и разворотил форпик, проделав в носу крейсера внушительную подводную дыру; второй пронизал небронированный борт в носовой оконечности и пробил поперечную броневую переборку. Возникший под полубаком пожар был быстро потушен, но остались значительные разрушения, произведённые взрывами, и внутрь корпуса стала поступать вода. Само по себе неприятно, однако истинная причина гибели крейсера была другой.

Линейный крейсер «Макензен» был головным кораблём и послужил полигоном для конструкционных и технологических ошибок, исправленных на следующих крейсерах серии. Ошибки эти были неизбежны, и усугублялись они страшной спешкой, с которой строился «Макензен» и его систершипы. «На одну винтку недовинтил, на одну крутку не докрутил» – верфи гнали свою работу через дни и месяцы, только бы дать флоту кайзера возможность сокрушить Британию! – и подобные недоделки, несмотря на всю немецкую аккуратность, тоже были неизбежны. Где-то был перетянут фланец, где-то чрезмерный изгиб трубопровода становился концентратором напряжения металла, а где-то из-за недожатых клемм отгорали провода и обестачивались механизмы. И когда раненый крейсер застонал под ударами волн, все эти скрытые до поры дефекты сыграли роль того самого подковного гвоздя, которого не было в кузнице, и из-за отсутствия которого была проиграна война.

Вода заполняла отсек за отсеком, она затопила погреба носовых башен и продолжала наступать, проникая через водонепроницаемые двери и переборки, которые вовсе не были таковыми. Линейный крейсер «Макензен» тонул, и в начале четвёртого команда, исчерпав возможности борьбы за живучесть, оставила тонущий корабль – злобный хозяин Чёртовой Дыры победил…

«Ничего, – думал адмирал Шеер, – самое скверное позади. Ветер понемногу стихает, и завтра утром мы будем у Гельголанда. Мы возвращаемся с победой!».

Командующий Хохзеефлотте не знал, что «Зейдлиц» удастся спасти, но не знал он и того, что линейный корабль «Ольденбург» не вернётся в Вильгельмсхафен – утром 9 ноября он подорвётся кормой на мине, выставленной в ночь с 7-го на 8-е ноября быстроходным британским заградителем «Эбдиел». Линкор останется на плаву, но потеряет ход, и через два часа будет добит подводной лодкой «Е-9» под командованием Макса Хортона. Английский подводник честно заслужил «Крест Виктории» – он всадил в «Ольденбург» две торпеды, расстреляв беспомощный дредноут как неподвижную учебную мишень.

Германский линейный корабль «Ольденбург»

…Догорал недолгий осенний день. Флот Открытого моря, распахивая волны тяжкими корпусами дредноутов, шёл к своим берегам.

9 ноября 1916 года, утро

…На линейном корабле «Кайзер» хоронили погибших. После боя прошло уже почти двое суток, и обезображенные трупы выглядели отталкивающе: пора было упокоить останки доблестно павших воинов кайзера. Мертвецов, зашитых в парусиновые мешки, опускали за борт, в мокрые ладони волн; матросы, выстроенные на кормовой палубе линкора, хриплыми голосами пели «Их хабе айне камараде». Шторм стих, осталась только тяжёлая зыбь, мерно качавшая дредноуты, испятнанные рваными шрамами пробоин. И жалобно плакали чайки, словно разделяя людскую скорбь. А перед глазами лейтенанта Эриха Гедеке всё ещё стояло красивое лицо его товарища, лейтенанта Гюнтера Штайнбринка – мёртвое лицо, изрубленное осколками английского снаряда.

«Мы, кажется, победили, – думал лейтенант Гедеке, – но у нашей победы горький привкус…».

…А у мыса Киннэрдс-Хэд волны выбросили на берег мёртвое тело английского матроса. Подталкиваемый волнами, труп шевелился в пене прибоя, и скрюченные пальцы мертвеца оставляли на влажном песке глубокие борозды, как будто погибший моряк силился встать, чтобы вернуться домой, к родному очагу, – туда, где его ждали.

Шестнадцатого декабря тысяча девятьсот шестнадцатого года, ровно через два года после сражения, изменившего ход мировой истории, на внешнем рейде Роттердама бросил якоря «Миротворческий флот» Соединённых Штатов Америки – двенадцать дредноутов с кораблями сопровождения. И президент Вудро Вильсон, надев на лицо маску воспалённого человеколюбия и озабоченности судьбами человечества, провозгласил: «Народы Европы, мы принесли вам мир, долгожданный и справедливый!» [56].

1922 год

Неяркое северное солнце освещало крыши аккуратных домиков небольшого датского городка Лемвига, на окраине которого выделялась пузатая красная башня маяка Бовбьерг. Северное море облизывало плоский песчаный берег шипучими языками волн, обессилевших на мелководье. От берега в море уходил низкий бетонный мол с перилами, к торцовой части которого перекладиной исполинской буквы «Т» была пристыкована подводная лодка времён Мировой войны, на рубке которой издалека был виден её номер: «U-20». По пирсу бродили люди, в одиночку и группками; время от времени они перебрались по узкому трапу на борт субмарины и исчезали в её чреве. Фотограф с аппаратом на штативе, устроившийся у трапа, не жаловался на отсутствие работы: почти все посетители этого своеобразного музея желали сфотографироваться на фоне лодки, причём так, чтобы в кадр непременно попал её номер.