Марик Лернер - Мусульманская Русь

Вечером они устроили общее собрание, на котором страшно переругались. Самые разумные, и в их числе Шимон, хотели отправить отсюда женщин и детей, но большинство до сих пор верило в помощь со стороны новообразованного правительства и вполне логично боялось отпускать своих жен в непредсказуемый поход. Как минимум их должны были сопровождать мужчины, что ослабило бы оборону. Так ни до чего не договорившись, недовольные друг другом, разошлись. Я не вмешивался в обсуждение. Все, что мог, я уже сделал, предупредив, а дальше не мое дело.

Подождав, пока все закончится и люди начнут расползаться по своим делам, нацелился на Шимона. Меня очень прилично накормили, но еще неплохо бы мягкую постельку выделить. Попутно могу поделиться своими познаниями по поводу обстановки. Тут меня тронули за руку, и, обернувшись, я обнаружил Яэль.

— Вас просят подойти, — сообщила она.

— Так вон же Залман, — не понял я.

— Нет. По радиостанции.

— Уже ответили из редакции?

Она пожала плечами и не ответила, просто повернулась и пошла в свою каморку с радиостанцией. Хочешь — иди, не хочешь — вали. Я пошел за ней. Уж очень любопытно, кому понадобился.

— Темиров у аппарата, — доложил я и покосился на связистку.

— Я — Багатур Меч Ислама, — отрекомендовался ясный и хорошо знакомый голос.

Я опять невольно посмотрел на Яэль. Она пялилась на меня во все глаза. Не каждый день легендарные каганы навещают тебя, даже по радио. Такими вещами не шутят — русские очень не любят, когда кто-то трогает их святых. Ну не объяснять же, что это у нас такая игра была в детстве. В медресе еще и не то придумают. Вот только что здесь делает полковник внешней разведки Радогор Науялис?

— А я — польский король Станислав, — с ухмылкой сообщаю.

— Откуда у меня шрам на ноге? — спрашивает после секундной паузы.

— С забора упал, — послушно сказал я. — Э… лет в десять было.

Он любит рассказывать девушкам про тяжелые бои на фронте и ранение в рукопашной. Кроме пары человек, о настоящей причине ранения вообще никто не знает. Если уж в открытую, по радио интересуется, значит, хочет убедиться, что это именно я. А вот свое имя называть не хочет. Все страньше и страньше.

— Тебя хотят видеть в редакции лично, а не читать переданные по радио репортажи.

— Раньше это никого не смущало.

— А теперь — да. Мне было бы очень неприятно, если повторится старая история с Черным аулом. Все должно быть вовремя, а не через пару недель. Никому не интересны старые новости.

Первым побуждением было послать его именно туда, куда мой друг детства заслуживает. Я уже открыл рот… и передумал. На самом деле он изрядно рискует, вот так сообщая секретные сведения. Не из каких-то шкурных или материальных побуждений, исключительно по-дружески. Еще бы мне не помнить Черного аула. Из третьей роты нашей Ярославской добровольческой бригады не осталось в живых никого. Очень удачная военная операция. Пока они сидели в осаде и отбивались, оттягивая на себя всех окрестных горцев, другие подразделения зашли в тыл и, отрезав все пути отступления, перебили мятежников. Почти пять тысяч наиболее фанатичных и жестоких бойцов из Армии Свободы. Только мертвым это уже не поможет. В штабах проводят стрелки и высчитывают минимально необходимый процент потерь. Бои местного значения, никак не влияющие на речи политиков. Я в сводку не попал только потому, что немного раньше поймал пулю в предплечье.

Я сидел с застывшим лицом — еще не хватает, чтобы Яэль что-то поняла и это пошло дальше. Полковник русской внешней разведки только что сказал, что помощи не будет. Чем дольше они продержатся, тем лучше, но всех заранее списали. Все три блока поселений с двумя с лишним тысячами человек. Пока здесь будет стрельба, где-то совсем в другом месте собирают ударный кулак. Синие стрелочки уже нарисованы на картах, и врагу мало не покажется. Как и здешним поселенцем, когда-то специально посаженным у границы, чтобы мешать просачиваться в Иудею нелегалам, бандитам и контрабандистам. Они старательно совмещали помощь пограничникам с работой на земле и получили в благодарность большой сюрприз. И никому сказать нельзя.

Уезжай, говорит он мне, пока еще можно. Дурацкие сомнения, откуда он может знать, меня даже не посещали.

Внешняя разведка всегда очень тесно сотрудничала с еврейской Службой безопасности. Да на самом деле русские ее и создавали, щедро делясь опытом и консультируя. Если уж Радогор самолично прибыл, скоро начнется что-то очень неприятное для окружающих стран. Даже нашей дружбе есть определенные пределы, и он никогда не рассказывает подробностей своих действий, но стабильно — где появляется его рожа, все горит и взрывается. И, что совсем неудивительно, мы с ним регулярно пересекаемся. Только я пишу о происходящем, а он все больше занимается обучением диверсантов.

— Я остаюсь, — говорю и щелкаю тумблером, выключая рацию.

Утро началось со стрельбы. Сначала она доносилась издалека, потом и в наших окрестностях появилась изрядная толпа, беспорядочно палящая по постройкам и выскакивающим на улицы людям. Я спрыгнул в окоп на наблюдательном пункте и стал внимательно изучать окрестности в бинокль. Место было замечательное — всю округу видно, я его еще вчера присмотрел, но Шимон тоже успел своевременно организовать здесь пост и даже полевой телефон протянул. Если когда-нибудь увижу офицеров Варшавского полка, обязательно расскажу, что учеба впрок пошла. В сторону Морага по дороге тянулось огромное количество народу. Шли вразброд, ехали телеги, промелькнула пара машин, набитых вооруженными людьми. На глаз — несколько сотен.

По обстреливающим поселок ударил пулемет из южного дота. Еще через несколько минут у меня за спиной заработали два 81-мм миномета. Толпу удачно накрыло, и оттуда донеслись крики раненых. Арабы поспешно убирались с открытого места. Рядом в телефон азартно командовал совсем молодой юноша, лет шестнадцати, но корректировал он вполне профессионально. Мины опять падали кучно, и дорога тоже начала быстро очищаться.

Ну ни хрена себе, подумал я. А когда евреи вытащат парочку тяжелых орудий? Такими темпами у них скоро из подвала и пара танков появится.

Перестрелка еще продолжалась, но уже вяло. Большинство повстанцев целеустремленно шло мимо нас, только немногие постреливали в сторону Слава. Ничем в данный момент отсюда помочь было нельзя, хотя непрекращающаяся стрельба была прекрасно слышна. С другой стороны… Я еще раз внимательно осмотрел местность. Попробовать стоит. Хуже не будет… И, пригибаясь, побежал в сторону штаба.

Обстановка в поселке мне сразу не понравилась. Начиналось все совсем неплохо, а теперь люди с постов куда-то подевались, а у зданий собралось десятка три человек, непонятно чем занятых. Распихивая молчащее собрание, я протолкался вперед и увидел мертвого Залмана. Удача у каждого своя, и рано или поздно она кончается. Пуля попала в грудь. Аккуратная такая дырочка. Человеку много не надо. Маленький кусочек свинца иногда гораздо хуже, чем свалившийся прямо на голову кирпич. Я оглянулся на растерянные лица и понял, что надо приводить их в чувство. Шок. Не просто первый убитый, но единственный авторитетный командир. За сутки я уже успел наслушаться, какой Шимон замечательный и сколько делает для общего блага. Здесь не было, кроме него, ни одного прошедшего армию или побывавшего на серьезной войне. Сплошная молодежь, горящая энтузиазмом, но не знающая, что делать.