Юрий Валин - Самый старший лейтенант. Разведгруппа из будущего

Женька хлебнул воды, вынырнул и завопил:

— О-го-го! Здесь я!

Белые всплески, смутный шарик головы.

— Чего молчишь? Я ору, ору… — возмущалась Катрин, отплевываясь.

— Не слышал. Один плеск, — прохрипел Женька, всматриваясь — не приглючилось ли?

Нет, она. Взъерошенная, со щекой расцарапанной, но деловитая.

— Поплыли, Земляков. Долговременные морские купания без тренировки крайне вредны для здоровья.

— Кать, а берег-то где?

— Вон он, берег, — сердито прохрипела начальница. — Присмотрись, сам увидишь, если не ослеп. Но сначала нашего радиолюбителя попробуем отыскать. Он где-то недалеко плюхнулся. Как наподдал мне ногой, так и сам следом кувыркнулся…

Старшего лейтенанта отыскали минут через десять. Женька вдоволь накричался и наглотался воды. Радист то ли сломал, то ли вывихнул руку и с трудом держался на воде. Катерина ныряла, стаскивала с него сапоги. Плавала она уверенно, Женька тоже пришел в себя. Буксировали охающего и отплевывающегося старлея. Все было просто и ясно. Берег недалеко, — Женька удивлялся, как сам не разглядел темную гряду, изредка подсвечивающуюся далекими зарницами разрывов. Судя по всему, приводнились довольно далеко от Севастополя. Можно было надеяться, что берег здесь уже свои контролируют, но всякое может быть. «Вальтер» в кармане комбинезона колотил по ляжке, бедро другой ноги на каждое движение отзывалось саднящей болью. Ничего, главное, живы.

Впереди шумел, накатывался на камни прибой.

— Теперь, мальчики, щекотливый момент, — пробулькала Катрин.

Еще дна не успели нащупать, как от камней, омываемых пеной, закричали:

— Стой! Хенде хох! Плыви сюда, или стрелять будем! Фирштейн?

— Выплыву — я те дам «фирштейн», — в голос посулила Катрин. — Полиглоты хреновы.

У начальницы и старлея сохранились не успевшие окончательно размокнуть удостоверения. У Женьки в карманах имелись только немецкие накладные, но чего ждать от лопуха-переводчика? Стрелять и бить морду не стали, — начальницы, естественно, заслуга. Юбку она пожертвовала Нептуну, блузка и «парабеллум» вызывали законные подозрения, но морпехи все равно представляли немецких шпионок как-то иначе. Наверное, сапоги и сатиновые, до боли знакомого пошива спортивные трусы послужили неоспоримым доказательством принадлежности к Красной Армии.

Связь со штабом армии у командира бригады имелась, и через полчаса Женька и начальница сидели, кутаясь в плащ-палатки, и пили чай. Приплелся в блиндаж и старлей-радист, — сустав ему вправили, а сострадательные моряки нацедили кружку спирта.

Очки в кармане комбинезона сохранились. Женька нацепил окуляры и стал рохлей младшим лейтенантом. Такого по плечу похлопывают и тут же забывают. Рядом ведь громоотвод сидит — взъерошенный, очаровательный, под плащ-палаткой голые ноги не очень старательно скрывающий. Ну и чудесненько. Рядовому младшему лейтенанту Землякову очень требовалось время в себя прийти.

Ночной удар по аэродромам Севастополя наносился пятью полками авиации дальнего действия, поддерживаемых силами 8-й воздушной армии и ВВС ЧФ, — здесь в воздух было поднято все способное летать ночью. Баллоны с горючей смесью, подорванные радиосигналом, сыграли роль негасимого маяка-ориентира, видимого с расстояния в десятки километров. Первыми отбомбились Пе-8 и «митчеллы». Поднять с аэродрома истребители немцы не сумели. Два советских самолета-корректировщика, подошедшие со стороны моря, засекали огонь зенитных орудий. Следующий удар «бостонов» и Пе-2 произвел сокрушающее воздействие. Затем к Херсонесу подошла третья волна бомбардировщиков. Почти бездымное белое сияние горючей смеси на северо-западной оконечности полуострова служило отличным ориентиром. Сбитые «пешки» и «бостоны» падали в море и на аэродром, уцелевшие машины уходили на новый заход.

Несмотря на яростную бомбежку, из шести десятков самолетов, находящихся на аэродроме Херсонеса, была уничтожена едва ли треть: в основном «штуки» и штурмовики. Но взлетная полоса была выведена из строя. Ошеломленные немцы пытались тушить горящую технику и спешили восстановить взлетную полосу — сделать ее хотя бы частично пригодной к приему самолетов. Озеро белого огня все еще сияло, и потушить его было нечем. В небе дребезжали У-2, сыпали мелкие бомбы. Аэродрому в Бельбеке досталось гораздо меньше, но там взлетная полоса уже находилась под постоянным артиллерийским обстрелом, что практически исключало использование аэродрома немцами.

На рассвете Херсонесский аэродром подвергся новому удару. Три полка штурмовиков, за ними Ил-4 и Пе-2. Вторую волну вновь создали штурмовики и бомбардировщики ВМС ЧФ.

В 8.15 была перехвачена и расшифрована радиограмма штаба «Береговой эскадрильи Крым». В ней сообщалось, что аэродром Херсонеса выведен из строя минимум на двое суток. В ответной радиограмме штаб 17-й армии ставили в известность о том, что в 5.30 советская авиация подвергла массированной бомбежке аэродромы юга Румынии. В 5.45 был разбомблен аэропорт в Констанце, там погиб генерал-майор Шумахер, отвечавший за подготовку румынских летчиков. Предположительно для налетов штаб советских ВВС использовал бомбардировщики и истребители двух воздушных армий. От действующего начальника «Береговой эскадрильи Крым» решительно требовали возобновить прием самолетов на Херсонес в течение ближайших суток.

За сутки привести в порядок взлетную полосу было невозможно. Кто мог знать, что тяжелые русские бомбардировщики будут кидать на каменистый мыс тяжелые ФАБ-1000? Штаб «Береговой эскадрильи Крым» собирался сделать все, чтобы следующим утром поднять в воздух хотя бы истребители.

Но суток у немцев не было. В 9.00 войска 2-й гвардейской, 51-й и Отдельной Приморской армий начали общий штурм.

Погода: солнечно, тепло. Море — волнение 2 балла.

Части 2-й гвардейской и 51-й армий начинают атаку в направлениях — станция Макензиевы Горы — совхоз имени Перовской.

Части Отдельной Приморской армии атакуют вдоль Золотой балки между Кадыковкой и Новыми Шулями.

Женька скрипел зубами. Заноза обнаружилась только утром, когда начальница разглядела, что поднадзорный прихрамывает. Теперь Женька сидел без штанов перед двумя девушками и старался не орать.

— Сейчас, сейчас, миленький. Потерпи немножко, — приговаривала санинструктор — миловидная херсонская девчонка.

— Он потерпит, — заверила Катрин, на всякий случай придерживая подопечного за шею.

— Ой-ой-ой! — Женька старался не смотреть, но по ощущениям выходило — прямиком бедренную кость норовят выдернуть.