Максим Шейко - Иная реальность Часть I

Словом, проблемы с людьми были решены, а вот технические никуда не делись. В теории всё было вроде бы понятно, но вот когда доходило до практического воплощения, неизменно начинались трудности. Достаточно сказать, что первый экспериментальный реактор, построенный в Лейпцигском университете, взорвался! Собственно, после этого досадного случая все экспериментальные работы и были перенесены в Гарц. Но даже та локальная неудача обнадеживала — раз реактор взорвался, значит, цепную реакцию всё-таки удалось запустить! А это было немаловажно! Ведь яйцеголовые умники долго и упорно пытались настаивать на строительстве реактора на тяжелой воде — у них, видите ли, расчеты. Ха! Зато у него — Рейнхарда Гейдриха, были стенограммы рассказов из двадцать первого века, где четко и недвусмысленно говорилось: реакторы должны быть графитовыми!

Вообще оказалось, что умственные способности школьника из будущего он поначалу довольно сильно недооценил. По истории у этого путешественника во времени действительно больше тройки быть не могло, зато физикой парень видимо увлекался всерьез. Судя по всему, рассказанная им информация там, в довольно отдаленном будущем, была общедоступной и уже давно ни для кого не являлась секретом. Но здесь и сейчас она была поистине бесценна. Чего стоило хотя бы тоже сообщение о бесперспективности тяжелой воды как замедлителя происходящих в реакторе ядерных реакций? А ведь таких интересных вещей, пускай и в общих фразах, без особой конкретики, англичанин сообщил немало! И большой удачей было то, что очутившись в Гестапо, он перепугался так, что сам (!), стуча зубами от страха, принялся взахлеб рассказывать о сверхоружии будущего, о котором его никто поначалу не спрашивал. По наблюдениям следователя, мальчик очень боялся за свою жизнь и безопасность, вот и старался доказать собственную полезность.

Что ж, ему это определенно удалось. Даже жаль, что он так быстро погиб, мог бы рассказать еще много чего интересного. Вот хотя бы и про лазеры. А так осталось только невнятное упоминание без какого-либо описания — следователь куда больше заинтересовался супербомбой и всё время сворачивал разговор на нее. Хотя может и к лучшему. Судьба отпустила пришельцу из будущего слишком мало времени в чужом для него веке и если бы следователь во время допросов погнался за всем сразу, то мог бы в итоге не получить ничего — только набор бессвязных отрывков. А так… по крайней мере, когда работа над атомным проектом была начата, Гейдрих знал, чего требовать от ученых и промышленников. И, что гораздо важнее, он сумел этого от них добиться!

Так что принятое Гитлером решение не вмешиваться в африканскую кампанию — безусловно, правильное. Исход войны будет определен вне зависимости от того, кто будет контролировать бесполезные барханы. Германии сейчас нужно всего лишь выиграть время, не отдав слишком много. А пески Сахары к жизненно-важным территориям явно не относятся. Да и армии требуется отдых и время, чтобы привести себя в порядок — судя по тому, как резво англосаксы ворвались на соседний континент, сорок третий год в Европе будет жарким!

* * *

А вот Нойнера кровавые отблески заокеанского факела не коснулись никак и, соответственно, это масштабное событие благополучно прошло мимо его внимания. Нет, кое-какой профессиональный интерес это вторжение у Ганса конечно вызвало, но именно «кое-какой», так как на первый план вышли совсем другие события, первым из которых стало получения отпуска.

Двухнедельный отпуск Ганс, как и все остальные ветераны, получил вскоре после прибытия в Дахау, где к тому времени собрались уже все остальные части дивизии — маленькая награда перед новыми испытаниями. А перед самым отбытием саперы из 9-го полка, сражавшиеся с партизанами под его началом, преподнесли ему неожиданный подарок. Узнав неведомыми путями, что он уезжает к родителям, проживающим в сельской местности, они торжественно вручили ему поросенка на поводке — того самого, что сумел выскочить из сгоревшего сарая. Как выяснилось из расспросов, несгораемый свинтус прижился у саперов, став своеобразным талисманом роты. Возникла даже идея увековечить поросенка или его фрагмент, например пятачок, в качестве ротной эмблемы. Однако перебазирование в стационарный учебный лагерь поставило на этих далеко идущих замыслах жирный крест. Если в полевых условиях в части можно было завести хоть слона в балетной пачке, лишь бы командир не возражал и корма от службы снабжения не требовал, то в военном городке, который время от времени посещали под различными предлогами весьма крупные военные и партийные шишки, требовалось соблюдать определенные приличия. Это и решило судьбу эмигранта-погорельца.

От Ганса потребовали соблюдения только одного условия: не пускать свина под нож, а оставить на развод. После того, как улыбающийся Нойнер пообещал не обижать подарок, ему торжественно вручили поводок и пожелали счастливой поездки и удачного отдыха. Пожелания оказались в руку, так что уже через три дня, 24-го ноября 1942-го года бравый гауптштурмфюрер, навьюченный многочисленными подарками, высадился из автобуса в своей родной деревне Вальгау посреди Баварских Альп. Рядом, у ноги, дисциплинированно стоял Пожарник — именно такое прозвище носил подаренный свин.

Погода была как на заказ — на землю уже лег снег, скрыв осеннюю грязь, а легкий морозец приятно бодрил, разомлевшего в автобусе Ганса. Если бы не два привходящих обстоятельства, то можно было бы неспешно прогуляться по окрестностям, описав небольшую дугу по окраине села. Собственно, Нойнер так и собирался поступить, но, увы, те самые привходящие обстоятельства не позволили столь нагло себя проигнорировать. Первое из них, через минуту после высадки из относительно теплого автобуса, напомнило о себе жалобным хрюканьем — поросенок явно мерз, не смотря на то, что Ганс заботливо обернул его плащ-палаткой. Второе обстоятельство ощутимо давило на плечи массой в тридцать килограмм. Большинство продуктов в Германии уже довольно давно распределялись по карточкам, поэтому всем отпускникам, для повышения настроения во время отпуска (как себе, так и родственникам), выдавали специальный подарочный продуктовый набор. Так что теперь Ганс сгибался под тяжестью мадьярских копченостей и датского масла, бельгийского шоколада и голландского сыра, норвежских рыбных консервов и эстонских копченых угрей, французских вин и коньяка. К этому добавились еще кое-какие тряпки и шмотки, купленные им уже самостоятельно. В общем, взвесив все «за» и «против», Нойнер скорректировал первоначальный план и отправился к дому напрямик — по главной (и единственной) улице поселка.