Олег Кожевников - Kozhevnikov_Buduschee_v_tebe_2._Kombrig

В полную силу весь процесс обучения удалось запустить только к 6 мая. Именно к этому сроку до бригады добралось большинство переведённых командиров, и прибыл первый эшелон с новобранцами. Обучение было разбито на три этапа:

- Первый включал в себя интенсивную строевую и физическую подготовку, а также навыки обращения с оружием. Длился он неделю. Непосредственно и самозабвенно этим этапом обучения занимался майор Вихрев.

- Второй был гораздо серьёзней, он полностью подчинялся методике, по которой учились красноармейцы моей роты в Финскую войну. Дополнительно в эту методику была введена обкатка бойцов танками. Царь и Бог на втором этапе был, несмотря на своё невысокое звание, лейтенант Курочкин. Пехота обучалась две недели. Будущие артиллеристы - одну, которые после завершения интенсивной пехотной подготовки, продолжали обучение военной специальности на своей батарее.

- Третий этап - стандартная военная подготовка в части, куда красноармеец был приписан. Курировал этот этап мой заместитель, майор Осипов. Как опытный артиллерист он занимался в основном профильными подразделениями. Контролем и оказанием помощи в формировании стрелковых рот при каждом дивизионе сорокапяток занимался капитан Сомов.

Весь этот многоэтапный процесс обучения и превращения бригады в монолитное образование шёл при непосредственном участии политорганов. Например, с прибывшим в бригаду 4 мая моим старым другом Шапиро я смог посидеть и поговорить по душам только в день его появления. Потом батальонный комиссар буквально дневал и ночевал в подразделениях бригады и не только в частях полка, где теперь он был комиссаром. Старый, ещё польской постройки военный городок, где формировалась бригада, после 5 мая стал напоминать растревоженный муравейник. И это несмотря на то, что 5 июня подразделения начали покидать это место. Согласно разработанному мной и Пителиным плану, шло постепенное рассредоточение бригады. Создавались узлы обороны вдоль автомобильной трассы Белосток - Слоним. А наиболее сильные оборонительные позиции должны были быть вдоль автодороги Пружаны-Ружаны-Слоним и Береза - Ивацевичи - Барановичи. Именно по этим трассам в моей реальности наступали танки Гудериана. Именно они поставили точку в судьбе Советских войск дислоцированных в "Белостокском выступе"

Штаб бригады перебрался в полевой лагерь недалеко от городка Зельва 14 июня. Из всей бригады в Михалово-городке остался только дивизион 85 мм зенитных пушек и шесть 12.7 мм пулемётов ДШК. Они должны были организовать радушный приём немецким бомбардировщикам.

Несмотря на постоянные накрутки вышестоящего командования, о недопущении ответных действий по предотвращению провокаций со стороны Германии, а так же, вышедшему 13 июня официальному заявлению ТАСС. Я всем своим зенитчикам отдал приказ - при налёте немецкой авиации немедленно открывать огонь на поражение. Вообще, взаимоотношения с командованием складывались не просто. Уж очень много негативной информации исходило из моей бригады. Как мог, я отбивался от нападок начальства. Вернее, делал это не я, а мой комиссар. Мы с Пителиным смогли убедить в правильности наших действий этого умного и душевного человека. Правда, после того, как он полностью встал на нашу сторону, старшему батальонному комиссару пришлось по два раза в неделю выезжать в Минск, чтобы доказывать, что дела в 7-м ПТАБР обстоят хорошо, а жалобы - просто козни недоброжелателей.

Слава Богу, что бригада была непосредственно подчинена Округу. Если бы мы, подобно 6-му ПТАБР, подчинялись штабу армии, нас бы просто замучили проверками. А так, как штаб округа был далеко, комиссии появились у нас всего два раза. Одна была плановая, прибыла 4 июня с проверкой, как выполняется Постановление о формировании бригады. По-моему, члены комиссии были шокированы степенью боеспособности бригады. Никто из них не ожидал увидеть подразделение, мало уступающее старым кадровым частям, к тому же полностью оснащённое вооружением и техникой. Например, по сравнению с 6-м ПТАБРом, проверенным перед нами мы гляделись на несколько порядков лучше.

У наших, не очень отдалённых соседей, оснащённость вооружением и техникой не превышала 20 процентов, а уж про выучку личного состава, и говорить не приходилось. Правда, эта выучка давалась нам очень нелегко. Все нормы травматизма и смертности превосходили средние по Округу в несколько раз. Наш базовый госпиталь был в основном заполнен пациентами, поступившими из моей бригады. Как передавали свидетели, начальник госпиталя иначе, как "мясником", меня не называл. Вот именно по таким фактам, как травматизм, дезертирство, самострелы и прибыла вторая проверка. Но после того, как они посмотрели на процесс обучения одной из групп красноармейцев, все вопросы были сняты. Я специально показал им нашу группу так называемого "отстоя", выдав её за группу обычных призывников, поступивших две недели назад.

Эпизод с посещением полигона, где обучались эти красноармейцы, можно было показывать в цирке, где артистами оказались по случайности одни "дауны" и умалишённые. Именно таких людей все подразделения сплавляли в эту учебную роту. Там ими занимались самые терпеливые командиры, по многу раз показывая простейшие действия красноармейца. В начале посещения занятий этой роты многие члены комиссии снисходительно улыбались. Но когда один из красноармейцев потерял ориентацию и вместо цели в виде фанерного танка, бросил учебную гранату в сторону группы проверяющих, улыбки на лицах пропали. Затем я предложил посетить стрельбище, но все члены комиссии отказались.

После этого посещения полигона, и моих стенаний по поводу качества работы военкоматов и их призывных комиссий - был составлен акт проверки, который все дружно и подписали. Претензий к командованию бригады в нём не было зафиксировано .

Показателем изменения отношения красноармейцев к своим командирам, а в конечном итоге и к себе, служили прозвища, которым бойцы награждали своих учителей. Например, на начальном этапе, мой заместитель по строевой подготовке заработал прозвище "держиморда". Но уже когда части начали убывать на новые места дислокации, иначе, чем

"майор вихрь", его никто не называл. Лейтенанта Курочкина сначала прозвали - "дрючь", потом "кура", но окончательно прижилось старое, ещё с Финской войны - "ряба". Меня первоначально красноармейцы обзывали "контуженный", потом "мясник", но к 15 июня я ассоциировался в головах подчинённых только с занимаемой мною должностью. Теперь я для всех был - комбриг. Все эти сведения мне передавал Шерхан, он, как обычно, был в курсе всех бригадных слухов и сплетень.

В процессе обучения мы очень интенсивно использовали танки. Первоначально я думал, что максимум, который можно позволить себе использовать - это десять часов моторесурса двигателя танка. Остальные нужно оставить для реальных боевых действий. Но это своё решение я с удовольствием отменил, когда узнал об одной удивительной вещи. Оказывается, мои "орлы" из отдельной танковой роты умудрились повысить моторесурс двигателя более, чем в два раза. Поражённый этим невероятным фактом, я немедленно вызвал к себе командира роты. Явившись, он на мой вопрос: