Джо Грэм - Чёрные корабли

У реки, где стелились по воде ивовые ветви, гибкий длинноногий юноша упражнялся в стрельбе из лука. Темные волосы, широкоскулое лицо, карие глаза.

— Это твой сын, — сказал Анхис. — Здесь он ожидает дня, когда ему придет срок пересечь Реку и родиться в вашем мире.

Юноша не поднял глаз и, кажется, вовсе нас не заметил.

— Мой сын, — удивился Ней. — Брат Вила…

— Да, — подтвердил Анхис. — Они будут вместе править народом — народом моря и народом холмов, и между ними не будет ссор.

— А потом?

— Кто может знать будущее? — сказала я. — Многое зависит от наших поступков.

Анхис улыбнулся:

— И все же кое-что может сбыться, сын Афродиты: и гордый род, и гордый город… Нет, они не появятся, если ты завтра бросишься в море, но ведь ты этого не сделаешь. Говорю тебе единственное, что можно сказать царю: то, чего ты желаешь, еще может исполниться.

Ней склонил голову:

— Нет бремени тяжелее желаний.

— Будь ты свободен от желаний, ты не решился бы подойти к вратам ночи, — сказал Анхис. — Но ведь ты сюда стремился.

— А что будет после? — спросил Ней, обратив к отцу ровный взгляд голубых глаз.

— Покой, — ответил тот. — Здесь, где нет желаний, будет покой.

Ней огляделся:

— Среди бесконечных полей, где ничто не меняется?

— Да, — негромко сказал Анхис.

Ней взглянул вокруг, и лицо его смягчилось, разжались крепко стиснутые губы — словно его оставила изматывающая болезнь: так бывает, когда жестоко израненный воин наконец умирает и с последним расслаблением тела навсегда переходит за грань боли. Я замерла.

Ней посмотрел на меня и улыбнулся:

— Это не для меня. Уж лучше боль и радость.

— Другого я от тебя и не ждал, — кивнул Анхис.

Я выдохнула. Оказывается, я на время забыла дышать.

— Пойдем прогуляемся по берегу, — предложил Анхис.

Я не знала, относятся ли его слова и ко мне тоже, но Ней протянул мне руку, я оперлась на нее — теплую, настоящую, никак не похожую на призрачное видение.

Берег полнился людьми. То и дело кто-то отступал в сторону, начинал прощаться и обнимать остающихся, радостно обещал все помнить — и ступал в реку, где его омывали серебристо-жемчужные воды. После, подхваченный легким ветром, он воспарял к солнечному свету, льющемуся с небес.

— Что это? — спросил Ней.

— Рождение, — ответила я, сама удивляясь увиденному. — Нам приходится пересекать Реку дважды. Умерев, мы переправляемся через Стикс и сходим в нижние земли, где пребываем до срока. А потом переходим вторую Реку — Память, чтобы уйти наверх, в земной мир.

— И ничего не помним?

Я с сожалением кивнула:

— Ничего. Даже ты. Даже я. — Я посмотрела вверх, на льющийся свет. — Но сейчас нам не сюда. Мы должны пройти роговыми вратами, которыми проникают в мир правдивые видения.

Я почувствовала, как мы начали подниматься, перед нами возникли роговые врата, мерцающие переливчатым блеском.

— Мы покидаем край грез, мой царь. Мы грезили видениями, которые сбудутся, и теперь нам время вернуться в мир.

Свет ослеплял и манил к себе, делаясь все ярче и ярче — пока я не закрыла глаза.

Открыв их, я обнаружила, что лежу поперек обнаженного тела Нея в ближней комнате пещеры неподалеку от Кум и глаза мне слепит яркое солнце, бьющее сквозь трещину в потолке.

Я приподнялась на локте. Во рту пересохло, груди болели от переполнившего их молока. Надо кормить Маркая…

Раздался чей-то стон.

Ксандр лежал у входа, одной рукой чуть ли не в самых углях очага. Он перевернулся на бок, его стошнило.

— Ксандр! — Я подползла к нему. — Тебе плохо?

Он молча помотал головой, лицо уже принимало обычный цвет, руки не дрожали.

Я поднялась и сделала несколько шагов обратно к Нею.

— Ней!..

Он открыл глаза — в первый миг невидящие, но затем в них хлынула память, он пришел в себя.

— Сивилла?..

— Да. Сесть можешь? — Я помогла ему привстать.

Меня окликнул Ксандр.

— Не могу разбудить Марея!

Я встала, уже чуть более уверенно, и подошла.

— Что там? — спросил Ней.

— Марей умер, — ответила я, склоняясь над телом.

Погребение Марея устроили тогда же, когда венчали Нея на царство. Марей был не просто кормчим «Жемчужины»: его жертва знаменовала вступление Нея в царский сан, он добровольно сошел во тьму со своим царевичем и принял на себя ожидавшую их смерть. В большой погребальный костер, возведенный на берегу, я бросила остатки египетских благовоний, народ вознес по Марею погребальный плач. Молодая жена его, Идела, стояла здесь же с серым от горя лицом; ребенка, которого она носит, Марею не суждено увидеть уже никогда.

Я пела Сошествие срывающимся голосом. Может, будь настой не так крепок или положи я меньше…

«Он мой», — прошептала Она у моего плеча. Его сердце оказалось слабее, чем тело, он отдал себя за своего царя, выбрав смерть. Он ушел добровольно.

Я склонила голову, меня окутал дым от костра.

Венца, конечно, не было: корона Вилусы стала добычей ахейцев еще поколение назад. Нея короновали венком из виноградных листьев и луговых цветов и, возгласив здравицу, подняли в его честь полные чаши местного вина.

Ней выпил, полетели приветственные крики:

— Эней! Эней! Сын Афродиты!

Начался хоровод вокруг костра. Я сидела рядом, вино казалось мне уксусом.

Ксандр подошел с сыном на руках, передал мне Маркая и обнял меня за плечи, прижавшись щекой к щеке.

— Не вздумай, — сказал он.

— Не вздумать что?

— Не вздумай из-за этого горевать.

— Марей умер таким молодым, это я виновата…

— Я ведь тоже не хотел возвращаться, — сказал Ксандр. — Остался бы там с Аштерой, забыл бы здешнее горе и боль… Но решение было за мной, я выбрал.

— Почему?

Ксандр прижался подбородком к моему плечу.

— Ну, здесь ведь Ней, и ты, и Маркай. Мне еще хватит жизни, чтобы умереть.

— Это уж точно, — улыбнулась я.

Ксандр пожал плечами:

— Тебе тоже…

— Все время, пока пела Сошествие, я радовалась, что там остался не ты. Но ведь так нельзя. Утешаться тем, что горе выпало Иделе с ребенком, а не мне…

— В том-то и трудность, когда любишь. Кто-то становится дороже остальных.

— Я уже не могу относиться ко всем одинаково. Не выделять Маркая и Кианну из прочих детей, не ценить твою жизнь больше других… Жрице ведь так нельзя. Нельзя, Ксандр…

Он коснулся моего лица, стирая след от единственной слезинки.

— Ты ведь человек, ты не можешь иначе. Только богам под силу любить всех одинаково.

Я уткнулась лбом в его шею.

— Я так рада, что Она выбрала не тебя, — прошептала я.

— Я тоже, — кивнул Ксандр.