Константин Шильдкрет - Розмысл царя Иоанна Грозного

Уже солнце садилось, когда усталый боярин возвращался с потехи в хоромы.

Выводков и Клаша подстерегали его у тына. Едва Симеон приблизился ко двору, девушка юркнула за тын, а Васька неподвижно распластался на усыпанной по случаю праздника жёлтым песком дорожке. Батожник подскочил к рубленнику.

— Прочь!

И больно ударил батогом по ногам. Ряполовский остановился.

— Аль печалуешься на что?

Васька привстал на четвереньках и вытянул шею. Губы его задрожали, и не слушался голос.

— Сказывай, коли дело.

Полуживой от страха, Васька сделал отчаянное усилие и пропустил сквозь щёлкающие зубы:

— Пожаловал бы побраться мне с Кланькой Онисимовой.

Князь сладенько ухмыльнулся.

— Пляскою раззадорила?

— Божьим велением, господарь.

Подавив привычно двумя пальцами нос, Симеон уставился в небо.

— Сробишь у князь-боярина Прозоровского хоромины да мне двадцать рублев московских подашь, в те поры и молвь держать будем.

Он благодушно ткнул носком сафьянового сапога к подбородок опешившего холопя.

— А в опочивальню ко мне, покажу тебе милость, ране венца допущу к себе девку твою.

Уничтоженный и жалкий, плёлся Васька в починок. За ним безмолвною тенью шагала Клаша. Она ни о чём не спрашивала. Землистое каменное лицо и стеклянный взгляд жениха говорили ей без слов обо всём.

Онисима они не застали в избе. Рубленник беспомощно огляделся и уставился зачем-то пристально в растопыренные свои пальцы.

— Куда ему занадобилось хаживать к ночи?

Она смущённо отвернулась и что-то ответила невпопад.

Выводков сжал руками виски.

— Таишь ты, Клаша, умысел лихой от меня.

По лицу его поползли серые тени. Девушка едва сдерживала рыдания.

— Не судьба, видно, Васенька… Не судьба нам век с тобой вековать…

Точно оскордом ударили по голове покорные эти слова.

— А не бывать вам в Веневе!

И выбежал из избы.

Ряполовский готовился к вечере, когда тиун доложил о приходе старосты.

Прежде чем Симеон позволил войти, Васька распахнул с шумом дверь и упал на колени.

— Господарь! В лесах твоих отказчики веневские бродят! Колико ужо девок увезено… Ныне добираются и до нашей избы.

Князь вне себя рванулся из трапезной.

— Доставить! — гудел он, задыхаясь от гнева. — Или всех на дыбу!

Васька опомнился, когда ничего уже сделать нельзя было. Он не вернулся в починок и остался на ночлег в лесу, в медвежьей берлоге, о которой никогда не говорил раньше Клаше.

Сознанье, что им преданы старик и любимая девушка, вошло в душу несмываемым позором. Нужно было что-то немедленно сделать, чтобы предупредить несчастье и искупить иудин грех [51] Иудин грех — имеется в виду библейский Иуда из Кариота, города в Иудее; один из двенадцати апостолов, предавший Христа за тридцать сребреников. .

Он мучительно искал выхода и оправдания своему необдуманному поступку.

«Не в погибель, а во спасение упредил яз боярина», — вспыхивало временами в мозгу, но тотчас же гасло, сменяясь непереносимой болью раскаяния.

Вооружённые дрекольями, секирами и пищалями, тёмною ночью крались лесом холопи. На опушке они растянулись длинной темнеющей лентой. Сам Ряполовский, окружённый тесным кольцом людишек, отдавал приказания.

Лента всколыхнулась, вогнулась исполинской подковой. Края её потонули в чёрных прогалинах.

Встревоженный медведь, учуяв близость людей, взревел и поднялся на задние лапы. Где-то всплакнула сова. Из-за густых колючих кустарников там и здесь остро вспыхивали волчьи зрачки.

Подкова бухла, сжималась плотней и таяла в чаще.

В дальней пещере мигнул огонёк догорающего костра.

Ряполовский взволнованно шепнул что-то тиуну. Холоп собрал пригоршнею ладони у рта и крякнул дикой уткой.

Услышав сигнал, людишки построились петлёй, затянувшеюся вокруг пещеры…

На рассвете у курганов рыли холопи могилы. По одному бросали в яму связанных полоняников.

Отказчик веневский вцепился зубами в руку тиуна и тянул его за собою в могилу.

Озверелый боярин полоснул сопротивляющегося ножом по затылку.

— Хорони!

Рядом с курганами вырос свежий, гладенько прилизанный холм…

Васька, измученный бессонной ночью и неуёмной тоской, забылся в беспокойном полубреду. Рядом с ним лежала вырезанная из сосны фигура девушки.

То была незаконченная статуя Клаши, плод его работы, оберегаемой в страшной тайне от всех.

Ряполовский перекрестился и стал на колени перед киотом.

— Господи, услыши молитву мою! Услыши мя, Господи!

Смиренно склонился отяжелевший шар головы, и с каждым вздохом безжизненно вскидывались сложенные на животе руки.

Тиун стоя, сквозь дремоту, повторял обрывки слов.

Перекрестившись в последний раз, князь кулаками расправил усы и пошевелил в воздухе пальцами.

Антипка ткнулся головой в дверь. Сквозь щёлки слипающихся век любопытно проглянули зрачки. Холоп ясно почувствовал, как колеблются под ногами и проваливаются в пустоту половицы. Кто-то тёплый и ласковый, в мглистой бархатной шубке, слизнул ступни, голени и лёгким дыханием своим коснулся груди. Странно было сознавать и в то же время так тепло верилось, что ноги и туловище становятся с каждым мгновением прозрачней, тают в неизбывной истоме, а голова погружается в пышную пуховую тьму.

Пальцы боярина нетерпеливо пошевеливались и раздражённо прищёлкивали.

Тиун осклабился. Тот, неизвестный, в бархатной шубке, подпрыгнул и шепнул что-то на ухо.

«Тварь, — подумал добродушно холоп, — а молвит по-человечьи».

— Антипка! — по-змеиному зашуршало где-то близко, у ног, и ударилось больно о голову, спугнув сразу сон.

Тиун с размаху ткнулся губами в ладонь Симеона.

— Милостивец! Измаялся ты от забот своих княжеских!

Ряполовский повис на руках у холопя. В постели он безмятежно потянулся всем грузным телом своим и крякнул самодовольно:

— Волил бы яз поглазеть на вотчинника веневского в те поры, когда поведают ему про отказчика.

И, приподнявшись, трижды набожно перекрестился.

— Упокой, Господи, души усопших раб твоих идеже праведнии упокояются.

Припав на колено, Антипка проникновенно поглядел на образа.

— Господарю же нашему милостивому пошли, Господи, многая лета на радость холопям!

Он приложился к ступне боярина и скользнул озорным взглядом по месиву лоснящегося лица.

— Сдаётся мне, осударь, не спроста Васька про отказчика сказывал.

Князь поскрёб пятернёй поясницу и лениво приоткрыл глаза.

— Не иначе, князь, Онисим замыслил с девкой той на Венев дорогу держать.

Рот боярина широко раздался в судорожной зевоте.

— А мы попытаем маненько Онисима, — сочно вдохнул он в себя и прищёлкнул зубами.