Константин Шильдкрет - Розмысл царя Иоанна Грозного

— Вот и всё! — выкрикнул наконец рубленник так, как будто оторвал кусок собственного сердца, и отполз к выходу.

— Вася!.. — Вокруг его шеи обвилась тёплая вздрагивающая рука, и повлажневшая от слёз щека прижалась к его щеке. — Не зло замышлял ты… О спасении помышлял…

День выдался пригожий, солнечный. Клаша накормила общинников запечёнными на углях зайцами и, справившись по хозяйству, ушла за мёдом. Сухое потрескивание хвороста заставило её насторожиться. Вглядевшись, она увидела медведя, подбиравшегося к дуплу.

Затаив дыхание, девушка юркнула в сторону. Медведь прислушался, обнюхал воздух и пошёл ей наперерез.

Клаша закружила по лесу, путая следы. Незаметно она ушла далеко от землянок и очутилась среди непролазной колючей изгороди кустарника.

Медведь почуял человеческий запах и неотступно шагал по следу.

Заметив дупло в вековой сосне, Клаша, не раздумывая, по-кошачьи вскарабкалась на дерево и прыгнула в зияющую дыру. Её сразу всосала в себя тугая пучина.

— Мёд! — с ужасом опомнилась она и вцепилась ногтями в стенку дупла. Но пальцы скользили по сладкой поверхности и не могли удержать тяжести тела.

Пучина всасывала всё безнадёжнее. Тугое и липкое кольцо охватывало уже грудь.

С заходом солнца общинники вернулись в деревушку и, не застав стряпки, нетерпеливо окликнули её.

Время шло. Лес нахохлился, как будто стал гуще и ниже, и потемнел. Клаша не приходила…

— Лихо! — решил Василий и, несмотря на ночь, не слушая уговоров, отправился на розыски. За ним увязались два рубленника.

— Ay — изредка перекликались общинники, пугая чёрную тишину.

— Ау-у! — отзывалось изодранное в клочья глухое эхо.

По шершавой земле, припадая студёным брюхом к ногам людей, струился, крадучись, ветер.

— Ау! — надрывно выкрикивал Выводков. — Откликнись! Ау-у-у!

В ответ улюлюкающе смеялся крепчавший ветер и бросал в лицо густую патоку мглы.

…Едва живая девушка услышала вблизи от себя хриплое дыхание медведя. О кору заскреблись когти. Зверь уцепился передними лапами за сук, а задние осторожно просунул в дупло.

Клаша ожила. В мозгу загорелась счастливая мысль.

«Крикнуть изо всей мочи! — вспомнила она рассказы охотников. — Напугать!»

И, собрав все силы, с истошным визгом ухватилась за лапу.

Медведь рванулся, потянув за собой девушку, спрыгнул наземь и с рёвом скрылся в чаще.

С изодранного лица девушки обильно струилась на хворост кровь. Слипшиеся ноги запутались и повисли на колючих иглах кустарника. Чуть вздымались жёлтые от мёда, точно засахаренные дыни, груди.

Выводков, пробивая путь плечами и оскордом, спешил на рёв. Живая изгородь разодралась. В двух шагах друг от друга встретились человек и медведь.

Зверь на мгновение притих, попятился назад, но при первом же движении рубленника поднялся на задние лапы и ринулся на врага.

Василий отпрянул в сторону, изловчился и ударом обуха раздробил оскалившуюся на него пасть. Обезумевший зверь, раздирая предрассветную чащу смертельным воем, одним прыжком очутился на дереве, на которое успел уже взобраться рубленник.

Этого только и ждал Выводков. Рискуя жизнью, он, почти не целясь, бросил оскорд в противника. Лязгнув о кость, остриё глубоко впилось в медвежий лоб, между глаз. Вскинув окровавленной головой, медведь упал замертво.

Победитель торопливо слез с дерева, вытер дымящийся оскорд о полу епанчи и побежал по следу в лесную глушь…

К полудню Клаша была в деревушке.

За трапезой, на поляне, один из общинников неожиданно вскочил и поклонился девушке в пояс.

— Волишь — не волишь, а от доли своей не уйдёшь!

И, лукаво прищурясь:

— Ежели спослал Бог Василию вызволить тебя от смерти да от боярина, выходит — Богом данная ты жена ему!

Клаша зарделась и спрятала в руки лицо. Выводков развёл руками.

— Чего с нею сробишь? Не любо ей венец принять без попа да не в церкви!..

Тут уж вмешался Тешата.

— От боярской постели уберёг тебя староста наш. От смерти выручил давеча. Кой ещё венец надобен? Со всем нутром своим, выходит, ты ему Богом дана!

Девушка хотела возразить, но хохот общинников смутил её окончательно.

Не успела она опомниться, как кто-то прикрепил к её платочку на голове согнутую венком еловую ветку и закружил с Василием вокруг молодой и стройной сосны.

Тешата снял шапку, поднял над головой прутья, связанные восьмиконечным крестом и, приплясывая, затянул на церковный лад:

— Како сосна стройна, крепка, молода, тако да брачущиеся окрепнут! И како сучьев на той сосне, тако да умножится род высокой раба Божия Васьки и рабы Божией Кланьки — стряпки вольницы нашей многопреславной!

— Аминь! — рявкнули в один голос общинники и наперебой полезли целоваться с молодыми.

Чинно, построившись парами, проводили товарищи в чисто убранную землянку Василия с молодой женой.

На другой день никто не пошёл на охоту.

Рубленники варили мёд, а молодая с другими общинниками жарили медвежью тушу к свадебному пиру.

Осиротел лес. Давно улетели птицы на тёплый постой. Медведь убрался в берлогу, и хитрая мышь переселилась с потомством своим из насиженной норки поближе к муравьиной казне. Усердно заработали северы, обряжая в белые убрусы, кокошники и епанчи деревья и землю. Ветер студёными языками своими непрестанно наводил на обновы серебряный лоск.

Общинники по уши ушли в звериные шкуры и высокие островерхие шапки. День и ночь в дозорных берлогах тлели костры.

По первопутку Выводков отправился искать дорогу к ближайшему городу. Днём он таился в кустарнике, чутко прислушиваясь к каждому шороху, и всё поглядывал в небо, чтобы как-нибудь отличить в свинцовом шатре восход, закат, полдень и полунощную сторону. Ночью он чувствовал себя смелее. Можно было бесшабашно двигаться среди кладбищенской тишины, мурлыкать весёлую песню и без опаски грозиться незло в сторону, откуда нет-нет да поблёскивали горячие волчьи зрачки. Да и чего остерегаться зверей? Вот человека — другая статья. Тут ухо держи востро!

На второй день рубленник выбрался на широкую дорогу. Вдалеке, на огромной поляне, пыхтел окутанный дымом будный стан.

Пораздумав, Василий нащупал под волчьим тулупом охотничий нож и, перекинув на левое плечо оскорд, направился к стану.

В хозяйской избе гость долго отогревался и деловито соскабливал ногтями с заросшего буйною бородою лица иней и ледяные сосульки.

Хозяин сидел в стороне и любопытно разглядывал незнакомца.

— Издалеча?

— Напрямик, отец, из материнского брюха в утробу земную.

Кудрявая и сизая, как пена прокисшего пива, бородка хозяйская колыхнулась в неслышном смехе.

— Бывалый, видать, паренёк! Умелец ответ держать!