Андрей Ерпылев - Золотой империал

— Неужели добрались? — Жорка кряхтя выбрался из седла и с помощью проворного Аксая тяжело спрыгнул на землю. — Проклятая верховая езда...

— Не проклинайте благородное искусство, получив лишь первый урок, Георгий, — менторским тоном поучал ротмистр, спешиваясь и ласково поглаживая морду доверчиво тянущегося к нему коня. — Верховая езда — это целая наука. Будь у нас достаточно времени, не сомневаюсь: вы бы полюбили этот спорт.

— Боже упаси... — пробормотал в ответ Конькевич, как подкошенный падая в траву.

Николай, обычно не соглашавшийся с другом, сегодня был целиком и полностью с ним солидарен, хотя и старался не ударить в грязь лицом перед Чебриковым, стоически перенося боль в натруженной спине и особенно ниже.

— Мы будем переходить прямо на глазах зрителей? — поинтересовался он у Берестова, прутиками отмечавшего вход на «тот свет», выявленный бросанием камешков, часть которых благополучно упала в траву, но другая — канула на середине траектории в никуда.

— Конечно. Они прекрасно знают эти ворота.

— Не может быть! И зная это, сидят здесь, в этой степи!

— Не скажите... Степь им дом родной, товарищ капитан. Здесь их родина, а окажись они в лесу, например, чувствовали бы себя очень неуютно.

— Значит, на той стороне лес?

— Почему только лес? Там хорошо... Сами увидите, что без толку рассказывать.

— Но все же...

— Увидите! — отрезал Сергей Владимирович, проверяя свой багаж.

Когда часа полтора спустя путешественники один за другим исчезали, растворяясь в невидимых воротах, вслед им махали руками степняки, искренне желавшие новым друзьям удачи.

— Возвращайся поскорей, Берест-ака! — крикнул аксакал «миропроходцу», обернувшемуся на мгновение, прежде чем нырнуть в переход. — Всегда тебя в гости жду однако!..

Верхушки мачтовых сосен и далекие горные вершины отражались в зеркальной глади озера, лежащего во впадине между холмами. Пейзаж был из числа тех, немногочисленных ныне, при одном виде которых остро сожалеешь, что не приучен с детства к рисованию. Да и нет красок и кисти под рукой. Да и не придумали таких красок, чтобы запечатлеть все оттенки меди на покрытых чешуйчатой корой стволах сосен, все переливы нетронутой травы, листьев и хвои — от салатного до темно-зеленого, почти черного, все нюансы лазурного небосвода, лишь кое-где подернутого взбитой нежной пеной кипенно-белых облаков.

— Красота-то какая!.. — ахнула Валя, когда Берестов, не дававший никому покидать небольшую полянку, окруженную со всех сторон кустами, до тех пор пока ворота не пройдут все до единого, с видом фокусника раздвинул широким жестом занавес ветвей, открывая вид на озеро.

«Миропроходец» просто лопался от гордости, будто это он, своими руками, создал великолепную панораму, расстилающуюся теперь перед путешественниками.

— Бывал я в Чебаркуле, там тоже красотища, но чтобы вот так... — протянул Николай, не в силах отвести глаз от настоящего чуда природы.

Ротмистр и Конькевич молчали, но их молчание было красноречивее любых восторгов...

— А как называется это место? — поинтересовалась Валя, нерешительно прикасаясь пальчиком к прекрасному желто-голубому цветку, похожему и одновременно непохожему на садовый ирис, растущему прямо у ее ног. — Это что — заповедник какой-то?

— Действительно, Владимирыч, куда мы попали? — Жорка наконец вышел из транса, присев возле выступающей из травы каменной глыбы, в серый ноздреватый бок которой, слегка подернутый налетом пепельно-голубого лишайника, были вкраплены крупные прозрачные кристаллы, темно-сиреневые, вспыхивающие на солнце полированными гранями.

Берестов по привычке слегка пожал плечами:

— Да безымянное это место, Гоша. Никто не знает, как оно называется. Да и людей тут никаких нет...

— Как нет?!

Эти слова почти хором выдохнули все путешественники, пожирая проводника взглядами.

— Нет конкретно здесь, или... — поспешил уточнить Чебриков, без устали колдующий над своими приборами.

— Или, — со вздохом подтвердил старик, вытаскивая из кармана портсигар, плотно набитый аккуратными самокрутками — фабричные сигареты давным-давно закончились, несмотря на режим жесткой экономии, применение мундштука, позволяющего использовать курево практически без остатка, и строжайший учет окурков. — Я тут все облазил: до самых гор добирался на западе и на востоке — чуть ли не до нашей Курганской области... Это не заповедник. Нет тут никого и, похоже, никогда не было.

— Неужели необитаемый мир?

— Выходит, так...

Берестов прикурил от своей допотопной зажигалки, называемой им «Катюша», и сокрушенно развел руками.

— Дышите, наслаждайтесь, воздух здесь отменный — никакой химии... Цветочки рвите, камешки собирайте... — Кивок в сторону Конькевича, пытающегося осторожно выколупнуть ножом из каменной глыбы крупный фиолетовый кристалл, бросающий на его лицо вишневые отсветы. — Все тут ничье... Ни лесник не придет, ни инспектор какой. Охота тут знатная, а рыбалка... — Старик сел на любимого конька. — Рыба чуть не голый крючок хватает, да такая здоровущая попадается — не всякую вытащишь! А грибы какие чуть позже пойдут, ягоды! Пойдемте к озеру, что на месте стоять. Ты рви цветы, дочка, рви, ничьи они тут, и прорва их великая... Некоторых у нас и в помине нет.

Оживленно переговариваясь, путешественники спускались к озеру, манящему своей искрящейся гладью. Каждый нашел себе занятие по душе: Валя плела венки из дивных цветов, словно просящихся в руки, ротмистр с Александровым по очереди озирали окрестности в бинокль, а Жорка не уставал любоваться на самоцветы, только что добытые им, то изучая на вытянутой руке, то разглядывая на просвет. Шаляпин по привычке уже куда-то сгинул, вероятно, на горе местным пернатым и хвостатым обитателям, в надежде взять реванш за прыткого тушканчика, оставившего его в степи с носом.

— А что это за камень, Сергей Владимирыч? — Жорка подкатился к старику с новым, только что подобранным им прямо на тропе бледно-зеленым кристаллом, напоминающим граненый стеклянный карандашик в палец длиной.

— Да, наверное, изумруд... — равнодушно бросил взгляд на зеленую сосульку Берестов, горячо объясняющий слушающему его вполуха Александрову, каким именно способом следует вываживать на мелководье крупную щуку, чтобы она своими острейшими зубами не перекусила леску.

— Изумруд?!!

— Ага... А синенькие эти, которые ты вначале ковырял, — аметисты...

— Да это же... Да это же драгоценные камни! Это же деньжищи какие!

— Точно. Я тут как-то набрал пригоршню разных камушков да принес в Бергланд, так там у меня их чуть с руками не оторвали... Триста талеров заработал за раз. Хотел к нам, в Челябинск, да побоялся что-то. Времена нынче неспокойные, еще прицепятся... Что, мол, да откуда... Себе дороже встанет.