Владимир Лебедев - Царский духовник

- Спасибо вам, воеводы доблестные! - воскликнул царь Иоанн Васильевич в великой радости. - От одной беды избавили вы Русь Православную, теперь нужно другую напасть избыть…

Хотел молодой царь повести речь о походе казанском, да вдруг вспомнил о князе Андрее Курбском:

- А что князь Андрей? Тяжки ли язвы его? Скоро ли он встанет?

По душе пришлась всем воеводам и боярам забота царя о витязе молодом.

- Не печалься о нем, царь-батюшка, - ответил князь Воротынский. - Богатырь телом и душой князь Андрей. Теперь еще его жар палит и сил у него немного; но сказал лекарь-немчин, что дня через три встанет князь и на коня сядет.

Перешел тогда молодой царь опять к делам казанским:

- Утерли вы, воеводы, вдосталь поту кровавого на поле бранном, а еще скоро придется вам и воинам храбрым кровь пролить под стенами казанскими. Время не терпит, надо скорее в поход выступать.

При этих словах царских нахмурилось чело у воевод и бояр, потупили они глаза в землю и ни словечка царю не ответили.

В то время не любили ратные люди походов неустанных и трудов непрерывных. Тяжелы были обозы в полках русских, медлительны были откормленные сытые кони; по целым месяцам шли, бывало, полки по худым дорогам, и более, чем от врагов, терпели ратные люди от пути дальнего. Молчали и хмурились бояре…

- Идем на Казань немедля! - говорил далее царь Иоанн Васильевич. - Ждать больше нечего, полки в сборе, мечи наши уже попробовали крови татарской. Завтра в поход, воеводы! А пойдем мы на Казань таким порядком: моя дружина царская, да полк левой руки, да запасной полк пойдут со мною ко Владимиру и Мурому; а другие полки с воеводами главными пусть идут на Рязань да Мещеру. За Алатырем вся рать наша сойдется, оттуда на казанцев и грянем.

Еще более приуныли бояре да воеводы. Приметил царь молодой их смущение и недовольство, и у него на челе грозные складки появились, обвел он своих соратников властным взором.

- Вижу я на лицах ваших, бояре да воеводы, словно скорбь да гнев. Или не хотите вы повиноваться царю своему исконному? Иль робость малодушная закралась в сердца ваши?

Молчали бояре, поглядывая на грозный лик царский; никто не дерзал ответ держать.

Наконец выступил вперед старейший воевода, доблестный князь Василий Воротынский:

- Не на нас гневись, царь-батюшка. Мы за тебя да за Русь Православную хоть сейчас все до единого головы сложим. А смутились мы потому, что ратные люди роптать стали; много уже месяцев, как они на службе, и в последней битве с крымцами потрудились они сверх сил. Ропщут, царь-батюшка, дети боярские, ропщут новгородцы - отдыха хотят. Когда полки наши сюда направлялись, дошла до них весть, что хочет царь тотчас же на Казань идти. Тогда уже запечалились, зароптали воины; тогда уже ко мне прислали они выборных своих - что-де молят они царя-батюшку им роздых дать, что больше недели гнались они за крымцами и мечей в ножны не вкладывали. В твоем гневе, царь-государь, Господь волен, а я не дерзнул скрыть от тебя ропота людей ратных.

Сперва гневом запылал молодой царь, а потом глубокою печалью объят был.

Отвернулся он от воевод и бояр, закрыл лицо руками и скорбным думам предался: “Ужели не свершу я подвига великого, не покорю Казань мятежную?! Ужели покинул меня Господь среди моих трудов государских? Ежели не поспеем вовремя к Казани, придут к ней на помогу орды астраханские да орды ногайские, а тогда, пожалуй, и не взять города крепкого, многолюдной ратью обороненного… Помоги мне, Господи, в этот час трудный, пошли мне силу и мудрость! Помолись обо мне, отец Сильвестр, в Москве далекой!”.

Недолго пробыл молодой царь в смущении да унынии; умом быстрым и мудрым скоро нашел он, как побудить воинов русских на новый подвиг ратный. Повернулся царь опять к боярам и голосом недрогнувшим, покойным молвил:

- Пусть позовут ко мне тех выборных от всех полков моих; хочу я сам с ними говорить.

Забегали, засуетились бояре, и скоро вошли в палату к царю ратные люди выборные.

Были они хмуры и бледны; смешивались во взорах их и боязнь, и упрямство настойчивое. Пали они все в ноги царю, и полились жалобы нескончаемые, раздались мольбы плачевные об отдыхе от трудов бранных. Молча выслушал их молодой царь, молча, движением руки, велел им встать, потом сам со своего места поднялся, на иконы святые перекрестился и стал речь держать кротко и милостиво:

- Верю я вам, воины мои доблестные, что истомились вы в трудах непосильных. Жаль мне вас всей душою, слуги мои верные! Не стану я вам перечить, не стану силою на службе держать… Только знаю я, что есть среди людей ратных и такие, которые не убоятся трудов дальнейших, найдут в сердцах своих силу и мужество. С ними и пойду я на Казань мятежную! Оповестите же, люди выборные, по всем полкам моим, что царь Иоанн клич кличет, зовет к себе витязей храбрых, неутомимых, коим счастье земли русской дорого. Никого я не неволю, а кто со мною охотою пойдет, на тех изольются мои милости великие; будут они мне любезны, как дети, и все я с ними разделю! Остальные же не нужны мне, пускай идут по домам своим; не дорожу я слугами малодушными!

Кончил царь пылкую речь свою и махнул рукой людям выборным, чтобы они уходили.

Но не двинулись те с места: до самого сердца их проникла речь царя молодого…

Еще несколько мгновений простояла их толпа в смущении и нерешительности, а потом в один голос воскликнули все люди выборные:

- Прости нас, государь великий! Пойдем мы, куда повелишь! Слово тебе даем и за себя, и за товарищей наших. Не оставь и нас своею царской милостью!

Радостно шевельнулось сердце царское при виде их готовности, и взором гордым, торжествующим обвел он своих бояр да воевод. Велел затем молодой царь оделить выборных людей деньгами, а во все полки послать угощение из обоза царского - вина крепкого да пирогов белых.

Веселье царило в этот вечер в стане царском. Каждый воин рядовой слышал про милостивые слова молодого царя, каждый пылал отвагою; все позабыли трудности похода и боя недавнего.

Третьего июля вся великая рать государева начала второй поход трудный, начала его с великим усердием, с охотою и радостью. Никогда еще дружины русские, кроме давних времен Святославовых, не двигались так быстро и неустанно. Все способствовало скорому ходу рати мужественной, все согласовалось с волей молодого царя. Перед отъездом царь Иоанн Васильевич со слезами благочестивыми помолился перед святою иконою Божией Матери: та святыня была еще с его предком славным, князем московским Димитрием Донским, во время кровавой битвы, именуемой в летописях Мамаевым побоищем; стояла она в коломенском храме Успенском…

Летописцы, передавшие потомству повествование о походе казанском, описывают его кратко, потому что ничто не преграждало пути царю, ничто не останавливало его стремления доблестного, и весь поход был для царственного вождя рати русской одною удачею.