Глеб Дойников - Возвращение «Варяга»

На следующий день проходил императорский смотр кораблей отряда, и хотя было очень жарко и душно, что несколько смазывало торжественность момента, ЕИВ со свитой на катере обошел все корабли, поднялся на каждый и произнес речь. Было видно, как тяжело императору в такой жаре подниматься по трапам, выглядел он бледным и уставшим. Взойдя на палубу ЕИВ поздоровался с офицерами и командой. Мы дружно ответили: «Здравия желаем, ваше императорское величество!». Затем он взошел на мостик и произнес речь, закончившуюся словами: «Желаю вам всем победоносного похода и благополучного возвращения на родину». На это команда ответила криками «ура».

На следующий день проводили показательные артиллерийские стрельбы по щитам, благо «Петербург» привез из Севастополя практические снаряды и мы могли тренироваться, не расходуя боевые снаряды. Отстрелялись на удивление неплохо, правда и дистанция была небольшая. ЕИВ остался доволен.

Минные же стрельбы не проводили, так как еще до выхода из Кронштадта приказано было все мины надводных и подводных аппаратов у броненосцев сдать в порт, а аппараты заглушить. А где успели, как у нас на «Сисое», демонтироваит и сами аппараты. Тогда же были сданы в порт и мины заграждения.При подходе к Порт–Саиду, «Полярная звезда» имея на борту ЕИВ, ВК Ольгу и свиту отделилась от отряда и ушла на северо–запад.

В Порт–Саиде простояли сутки, разменяли аккредитив на всю эскадру, кажется на 2 или 3 миллиона рублей, а затем с раннего утра по очереди пошли по каналу.

Тут вышла маленькая заминка: дело в том, что управление канала накануне прислало подробное расписание, когда какие суда должны сниматься и входить в канал. По расписанию выходило, что крейсера первые входят в канал в 5 ч. утра; однако, когда пришло это время, то отчего–то крейсера не шли. Флагманский штурман сейчас же счел долгом заявить, что это европейские державы решили с нами сыграть штуку — не пускать в канал, — и торжествующе заявлял всем на мостике, что он все это предвидел и говорил об этом.

В результате оказалось, что не европейские державы, а просто не успели к сроку убрать какую–то землечерпалку в канале, отчего и задержали нас на полчаса. Но нахал Осипов не смутился и тогда стал уверять, что он один только знает, что было крайне важно для кого–то задержать нас на полчаса, чтобы подготовить атаки в Красном море. Канал весь отряд прошел благополучно в сутки и, переночевав в Суэце еще одну ночь, пошел в Джибути по Красному морю.

Тут я должен привести в известность следующий крайне возмутительный факт. Мы знали, судя по инструкциям из Петербурга, что для охраны отряда по его пути по Красному морю наняты яхты — конвоиры и разведчики для отряда, крейсировавшие в море за несколько дней до вступления в вето отряда, и, которые затем, осмотрев вое бухты, должны были, начиная с Суэца, конвоировать нас и охранять. Кроме того, по всем берегам Красного моря были будто бы разосланы специальные тайные агенты, чтобы следить, нет ли где японских миноносцев. Организатором всего был прислан какой–то г–н Стюарт, бывший консул Иокогамы. На самом же деле из конвоиров мы видели только один египетский пароходик, который и шел с нами, но не все Красное море, а только малую часть его, а затем ушел домой. Так что, по–видимому, вся эта, якобы охрана, стоившая правительству огромных денег, была мифическая, и, наверно, деньги ушли кому–нибудь в карман. Г–на Стюарта мы встретили, подходя к Джибути. Он шел на великолепной паровой яхточке и, встретив нас, поднял сигнал, что имеет важные вести. Отряд остановился, и г–н Стюарт прибыл к адмиралу с вестями, что в бухтах, которые мы уже давно прошли, ютятся японские миноносцы. Адмирал, конечно, не поверил ему и принял его так, что тот бомбой вылетел от него, говоря, что адмирал сумасшедший, не веря его якобы несомненным сведениям о неприятеле.

Конечно, адмирал знал много больше нас, какая должна была быть охрана и прочее, и тут, увидев сплошное надувательство, взорвался. После он назвал г–на Стюарта титулом: «Главный начальник кражи русских денег в Красном море».

В Джибути мы простояли благополучно четыре дня, а затем двинулись дальше. Выйдя из пролива в океан, мы пошли на Малаккский пролив. Настроение у всех было приподнятое, у меня остались лучшие воспоминания об этом времени. Артур еще держался, мы верили, что он додержится до нашего прихода и, таким образом, мы, войдя в состав 1–й Тихоокеанской эскадры, в виде подкрепления, настолько усилим ее, что перейдем в наступление и загоним японский флот в свои порты, если он только не пожелает вступить в бой и быть разбитым. Скептиков в это время на счет вашей миссии пока не было еще, и настроение было уверенное и спокойное.

На переходе несколько раз в день отряд совершал эволюции и маневрирование, различные учения и даже пару раз стрельбы артиллерийские, практическими снарядами.

Весь переход прошел блестяще, — при почти полном штиле; временами, хотя и шла довольно крупная зыбь, но все–таки, несмотря на размахи броненосца «Сисоя» до 15 градусов, она не мешала во время остановок погрузке угля с транспортов баркасами.

Сначала казалось, что нет возможности грузить на такой зыби; прямо–таки страшно становилось в ожидании погрузки, но потом оказалось все возможным и не таким уж страшным, как показалось; уголь грузили почти без несчастных случаев на судах. Во время одной погрузки был случай на «Сисое», что паровой катер, стоял у борта, во время размаха броненосца, был захвачен пяткой стрелы за борт и моментально затонул, но люди все спаслись. По этому поводу был отдан соответствующий, очень хлесткий приказ по эскадре.

Скорость погрузки угля была разная, но в среднем можно было считать, что даже на зыби баркасами можно грузить по тонн 30 в час.

Благодаря остановкам для погрузок угля, переход затянулся до одного месяца, так что в Камран мы пришли в начале октября.

Войдя в Малакский пролив, мы встретили пароходик под русским консульским флагом, который передал какие–то бумаги адмиралу, так как эскадра не останавливалась. Спросив по семафору, нет ли от консула каких–нибудь известий, нам передали, что есть сведения, что японский флот стоит в Лабуане, в Зондском архипелаге, а в Зондском проливе нас ждали миноносцы и подводные лодки.

Выходя из пролива, было приказано сигналом приготовить корабли, к бою, а ночью ежедневно ждали минных атак.

Почти все верили этому известию, но оказалось оно ложным, и мы без всяких инцидентов дошли до Камрана. На этом переходе командир стал вести себя все хуже и хуже, а когда ждали боя и атаки, он ежедневно напивался почти «до положения риз», что, по моему мнению, рекомендовало его не совсем лестно для его храбрости.. Наконец, даже наш спокойный старший офицер не выдержал и заявил ему, что он немедленно доложит адмиралу о его безобразном поведении и потребует его смены. Командир просил прощения, стих и перестал пить, так что мы вздохнули спокойней. Во всяком случае же, если ночью случилась бы атака и в это время командир был бы не трезв, было решено, что его арестуем и в командование вступит старший офицер.