Константин Мзареулов - Танки решают все!

Уже стало совсем темно, поэтому Леха плохо представлял, где они летят. Несколько раз «ночная ведьма» Татьяна поворачивалась и что-то говорила, но шум двигателя заглушал ее голос. Алексей снова разнервничался, опасаясь одновременно и предстоящего разговора с высокими чинами, и немецких истребителей, которые могли внезапно появиться из непроглядной тьмы.

Довольно скоро плавная качка убаюкала майора. Дрему прервал неприятный толчок, и Часов, открыв глаза, увидел, что пропеллер крутится еле-еле. Спросонок Алексей натужно соображал, отчего самолетик так сильно вздрогнул — то ли авария случилась, то ли У-2 стукнулся об грунт. Наконец, с трудом разглядев очертания каких-то строений, он сделал вывод, что посадка прошла благополучно.

— Вылазь, молчун, — недовольно скомандовала Татьяна. — Кажись, идут за тобой.

В самом деле, кто-то ускоренным шагом направлялся к приземлившемуся биплану. Не конвой и не расстрельная команда — всего один человек в перетянутом ремнями полушубке. Не успел Алексей опасливо спрыгнуть с ненадежно прогибавшегося под сапогами крыла, как на шею ему бросилась… Аня. Судьба любит устраивать неожиданности, но крайне редко это получается удачно.

К реальности их вернул завистливый голос «ночной ведьмы»:

— Неужто не знаете, что на морозе целоваться нельзя?

Не без труда оторвавшись от него, Аня заносчиво сообщила:

— Я — девушка станичная, в степи выросла. А мой парнишка — вообще белый медведь из Мурманска. Нам холода не страшны.

— Ну, как знаете, — проворчала Татьяна. — Ишь, побежали, не терпится им…

Схватив Алексея за рукав, Аня утащила его на окраину аэродрома, где ждал ленд-лизовский «виллис». Они устроились на заднем сиденье обтянутой брезентом кабины, Аня приказала водителю: «Вперед», — затем тихо заговорила:

— Неважные твои дела. Мехлису вставили клизму за то, что умыкнул полк у соседнего фронта. Чтобы оправдаться, он накатал телегу: мол, в твоей части нет дисциплины, среди комсостава пораженческие настроения, к месту погрузки полк прибыл без горючего и боеприпасов. Лично ты присвоил бронетягачи и обманул представителя Ставки, будто имеешь на то приказ командования. А еще ты, в сговоре с братом вредителя Манаева восхвалял врага, критически отзывался о тактике советских войск и нашем оружии.

Про настроения в полку и разговор с Иосифом — это Гаврилей успел настучать, — сообразил Алексей. Остальное тоже было неправдой, разве что американские броневики он присвоил без разрешения, но с другой стороны, армейское начальство не запрещало оставить «халф-траки» в полку.

— И куда ты меня везешь? — мрачно осведомился Часов. — В трибунал?

— Пока на КП фронта. Честно скажи, что из этих обвинений правда.

— Как посмотреть… Что враг силен — это мы с Манаевым обсуждали. И что надо тактику менять — тоже. При желании можно подвести под пораженческие настроения…

Выслушав его объяснения и задав несколько вопросов, Аня резюмировала:

— Ничего серьезного, если не врешь… То есть можно награждать или расстреливать — так и так получится по справедливости. — Она ободряюще улыбнулась. — Имей в виду: твоему полку отводится особая роль, поэтому решать вопрос будут очень высокие инстанции. Причем Тимошенко сильно Мехлиса недолюбливает, а Егоров — тот просто люто ненавидит.

— И начальник Генштаба здесь! — вырвалось у Часова.

— А ты как думал? — Она сделала большие глаза. — Готовится важнейшая операция, которая решит судьбу войны! Так что на нашей стороне два маршала, у которых есть хвалебный отзыв твоего крымского комкора. Но последнее слово все равно скажет нарком… Ну, выходи, приехали.

Снаружи медленно падал крупный снег. Несмотря на затемнение, можно было понять, что они находятся на плацу воинского гарнизона, оборудованного еще в довоенное время. Из головы не шли последние слова Ани. Трудно было поверить, что на фронт прибыл сам нарком обороны…

— Здесь нарком госбезопасности? — переспросил Алексей.

Ответ окончательно запутал ситуацию:

— Нет, его первый зам.

Потом стало не до разбирательств. Из темноты раздался возглас: «Вот он!» — и к Часову бросились несколько фигур в полушубках. «Все-таки арестуют», — грустно подумал Алексей. Однако бежавшие остановились в трех шагах, вытянулись, четко откозыряли и представились:

— Капитан Шабрин!

— Старший лейтенант Озеров!

Имена были смутно знакомы — с этими людьми судьба сводила и разлучала Часова в кровавом хаосе второго года войны. Увидеть их вновь Алексей не рассчитывал и сказал вполне искренне:

— Рад видеть обоих живыми-здоровыми. Вольно, товарищи командиры. — Он осведомился, шагнув навстречу: — Служите в охране штаба?

Они недоуменно переглянулись, и Шабрин немного сбивчиво объяснил, что прибыл в 87-й танковый полк на должность командира роты и пригнал шесть КВ-3, а Володька Озеров назначен в ту же часть командиром роты автоматчиков, каковую роту он привел с собой. «Жуть чего творится! — подумал ошеломленный Часов. — Следующему командиру достанется хозяйство, укомплектованное почти по штату…» Забыв об удивлении, он поинтересовался, в каком состоянии техника и где размещен личный состав.

— Здесь, в казарме… — начал было Шабрин. — Я разрешил солдатикам отдыхать.

— Пошли, нас ждут, — поторопила Аня и подтолкнула Часова, указывая направления.

Где-то поблизости ударил в небо луч прожектора, замолотили зенитки. Такого освещения хватило, чтобы разглядеть стоявшие на другом конце плаца танки. Алексей машинально подметил, что машины были старых выпусков. По форме башен и дульного тормоза нетрудно было узнать модификации KB-3А и КВ-3Б.

Аня привела его в штаб части. Судя по плакатам, когда-то в гарнизоне стояли зенитчики. Сейчас здесь командовали суровые товарищи с петлицами войск НКВД. Светышеву они, видимо, знали, но все равно проверили документы, а Часова три раза поворачивали в разные стороны, чтобы сверить анфас и фотографию в удостоверении. После этого сидевший возле телефонов майор объявил, что дело танкиста будет разбираться после совещания, то есть не раньше чем через час. Иронически осмотрев Алексея, он поручил Ане организовать помывку и кормежку вызванного с фронта командира.

В баню его, само собой, не повели. Зато дали полведра кипятка и кусок мыла, так что Леха сумел смыть грязь с лица и шеи. Даже отдраил почерневшие от масла и сажи руки, а потом побрился.

Покончив с гигиеной, он вдруг почувствовал, что зверски голоден. В командирской столовой, что напротив штаба, оказалось немноголюдно, зато кормили отменно. Конечно, не иранская шашлычная, но подали большую фаянсовую посудину наваристого борща с островком сметаны и огромным мослом, покрытым слоем жирной говядины. Аня только ресницами хлопала, наблюдая, на каких скоростях летает Лехина ложка.